может, по-иному сложилось бы.
Берендей появился у нашего столика неожиданно, как будто вырос из-под земли. Да, именно Берендей – очень известный тип, настоящий русский мафиози, живущий в Берлине уже полтора десятка лет. Поговаривали, что он вор, и вор не простой, а в законе. О нем говорили многое: что он с нашей конторой когда-то сотрудничал – помогал дезертиров по общежитиям отслеживать, а разыскиваемых советской милицией в Германии прятал. И вообще, говорили, что если правильно к нему «подъехать», то он мог решить любой вопрос, правда, за очень солидную плату. Берендей всегда был неплохо одет, с деньгами, за рулем приличной машины. Правда, постоянной пассии или жены у него не было, он часто их менял, и менял только так: немок на немок. Короче, тип был непростой и свою кличку получил за любимые и бесконечно рассказываемые им басни о жизни блатных в так называемом Берендеевом царстве.
Когда он к нам подошел, я был уже не трезв, в отличном настроении, при даме и, как мне казалось на тот момент, при ошеломительном успехе. Не нужен был в ту минуту мне Берендей, я уже по понятным причинам уйти хотел, а тут здрасьте: нарисовался! Явился незвано-негаданно, да еще завел какую-то тошнотворную волынку:
– Ребята, мне поручено вам передать приглашение на разговор с людьми, которые хотят задать вам пару вопросов. – И он уселся за наш стол.
К нам подошел Герман:
– Какой еще разговор? С кем? Ты чего хочешь? Кто тебя за стол звал?
– Ребята серьезные, у них к вам предъява имеется, а я хочу только приглашение передать. – Он посмотрел на Германа усталым, но прошибающим насквозь взглядом.
И Германа понесло:
– А раз не звали, то и вали отсюда – ишь, отец народов какой нашелся!.. А друзьям своим передай!..
Тут на долю секунды я попытался прервать идиотскую тираду моего друга, но опоздал: он успел закончить фразу:
– Пусть без всякой предъявы приходят, чтобы у нас отсосать!
Я схватил Германа за рубаху и прошипел:
– Успокойся, слышишь? Замолчи-и!..
Берендей как-то спокойно, но довольно явственно проговорил:
– Да, сынок, и не говори больше. Ты сказал достаточно. Спасибо, уважаемые господа, за угощение и гостеприимство ваше. Не буду вам мешать, приятного вечера.
И исчез, как растворился в никуда.
К сожалению, для счастливого спасения или хеппи-энда требуется неизмеримо больше, чем направленный на бандита пистолет или прием из восточных единоборств. В особенности, когда схлестнулись разные интересы: профессионала из спецслужб и реальных бандитов, «русских мафиози». И все стало разворачиваться по другим сценариям и схемам…
Я пытался догнать Берендея, но не отыскал – тот будто сквозь землю провалился. Когда вернулся не солоно хлебавши, то посмотрел на Германа красноречивым взглядом, полным укоризны и неподдельной взволнованности.
– Ты не прав!..
Как только Берендей исчез – идиллии как ни бывало! Потухли свечи, бал окончен. Моя Анюта сразу же засобиралась домой. Герман с Лабецким, здорово озадаченные и сосредоточенные, тоже стали прощаться.
Внешне Герман казался довольным: вальяжен, остроумен, смел. Наверное впервые в жизни он не понимал, какую кашу заварил.
Утром позвонил в хайм Анне:
– Слушай, я своих друзей потерял.
– Ты потеряй, пожалуйста, и меня! – чужим голосом отозвалась «кузина». – Мне хочется еще пожить, понял?
– А что случилось?
– Вчера ночью приезжали бандюки. Они почему-то тебя спрашивали. Я им не открыла и пригрозила полицией. А утром, когда я выходила из подъезда, они затолкали меня обратно и заставили открыть квартиру, обыскали ее и вежливо так, с извинениями, попросили позвонить, когда ты появишься, а тебе ничего не говорить. Но я так не могу – понравился ты мне. Значит, так: ты сюда больше не звонишь, здесь не показываешься и сам – лучше всего срочно, очень срочно – уезжаешь из Берлина и, может быть, из Германии. Я этот народ знаю: если они тебя найдут, тебе даже деньги не помогут. Вообще ничто не поможет, ты слышишь? Разозлил ты их сильно. А меня забудь навсегда. Все, прощай… Целую тебя… береги себя… уезжай.
Конец связи. Говорить больше нечего, надо действовать! Первое: собрать все вещи – и на вокзал, в камеры хранения. Мне помогают собраться Лабецкий и Герман. Получается, три больших чемодана и сумка – целый багаж. Ну и прибарахлился я тут, однако. С Лабецким везем мои шмотки на вокзал – все тот же ZOO – и рассовываем чемоданы по разным камерам хранения.
Звоню в хайм «сестре» и договариваюсь, что только переночую, а ранним утром исчезну. Еду туда, почти не сплю ночью… Весь следующий день проходит в поездках. Езжу туда и обратно на вокзал, продлеваю срок в камере хранения.
Возвращаюсь домой. Обескуражен: исчезли все вещи ребят! И никакой записки. Это был предпоследний мой визит в домик офицера Лабецкого. Последний получился еще короче, длился, наверное, минут пять-десять и был прерван шумом двигателей двух автомобилей. Я по профессиональной привычке посмотрел за гардину. И увидел, как энергично и по-деловому выходят из BMW и джипа «пацаны» в кожанках с ухватками ментов-облавщиков и налетчиков одновременно.
Они меня не заметили, зато я видел, как они все дружно так засмотрелись на наш домик, что у меня зачесалась спина. Между лопаток хлынули три ручья пота, и за какую-то долю секунды рубашка стала мокрой и тяжелой.
На кухне было открыто окно.
Я перелез через подоконник и, зависнув в трех метрах от земли, оттолкнулся от стены и прыгнул вниз.
… Я бежал по вечно перерытым дворам и улицам Восточного Берлина и молился лишь о том, чтобы хватило сил…
Задыхающийся и обессиленный, я вбежал вовнутрь какого-то недостроенного дома, упал на пол и долго лежал, приходя в себя и пытаясь сообразить, что предпринять мне в ближайшее время.
Может, действительно унести из Берлина ноги? Или позвонить Соне Шерманн и надолго лечь на дно? О возвращении в Москву не было и речи – это было равносильно самоубийству или полету камикадзе…
Моя «сестра» Анна из хайма без лишних слов нашла дядю Фиму с «Опелем», и тот привез из камеры хранения мои чемоданы и деньги. Дядя Фима простодушно подсмеивался над моими страхами и с одесскими переливами рассказывал:
– Там, на вокзале, кожанок этих рота целая – наши, русаки. Явно ищут кого-то! Они меня так долго и подозрительно разглядывали, что у меня спина инеем покрылась…
XIX. Эрика. Мюнхен. Логическая точка
Codio, ergo sum[62]
Декарт
Ближе к вечеру я принял соломоново решение: еду в Мюнхен, к Эрике Шнайдер. Пока длится эта
