отказывался. И вот в один прекрасный день у него было видение, что старец Иона из Медвежьего ему говорит: спаси этот город. Омой его свежей кровью. Улучши его своим делом, а слова тут уже не помогут.
– Даже так? – удивился Соколов и покачал головой.
– Да, так, – ответил журналист недовольно.
Было заметно, что история произвела куда меньшее впечатление, чем рассчитывал Иван. Казалось, не слишком-то милиционер верит во все эти «чудеса», «видения» и «подвижничество». Не то чтобы враньем считает, но чем-то явно не от мира сего. Подобные вещи люди больше придумывают, а на самом деле такое – редкость… если вообще случается.
Миронов осознал, что для убеждения ему понадобится тяжелая артиллерия, а не просто занимательные истории. И он постарался уже в который раз подвести собеседника к очевидному с точки зрения самого журналиста выводу:
– Это мне, собственно, сам отец Роман и рассказал. И вот после этого видения он просится уйти из своего монастыря – то есть опять начинает говорить – и переезжает сюда. И тут сразу… я хочу подчеркнуть – сразу! – прямо с первого дня начинаются убийства. Как только он приехал. Я, конечно, ни о чем конкретно не говорю, но все-таки!
Из груди Святослава вырвался тяжелый вздох. Глянув искоса на своего спутника, он заговорил, делая акцент буквально на каждом слове, чтобы сказанное лучше доходило:
– Ну, предположим, даже если и так. Даже если и так, какие у вас улики? Или так, голословные подозрения просто?
«Как с маленьким со мной говорит», – с обидой фыркнул про себя Иван. А вслух уверенно заявил:
– Так ведь Урус-Егор! Все же совпадает!
– Ничего пока не совпадает.
– А вот и совпадает, – не собирался сдаваться журналист. Он горячился все больше и больше, стремясь доказать свою правоту и обижаясь, что собеседник считает его доводы недостаточно вескими. – Я ведь не какой-нибудь там щелкопер. Я, извините, русский журналист. Позвонил ребятам из архива, фотки они мне переслали, информацию по нему. Там все засекречено, но кое-что нарыли. Я сравнил – и все совпало! Вот!
Из стильной кожаной папки, которую сжимал под мышкой, Миронов извлек несколько снимков и протянул майору. Тот взял фото и стал рассматривать, задумчиво хмурясь. Фотографии были отчетливые и в хорошем качестве. На них прекрасно был виден молодой привлекательный спецназовец в камуфляже. Высоченный, широкоплечий, но что куда важнее, его лицо не вызывало сомнений – это был отец Роман. Только моложе лет на десять. На одной из фоток, где боец был снят крупным планом, Соколов задержался, внимательно вглядываясь в знакомые черты. Лицо было однозначно, то… Но одновременно и совсем другое. Особенно отличались глаза. С фото смотрел жесткий, упрямый и, вероятно, не особо сострадательный человек. Спецназовец, проходящий службу в горячих точках и прекрасно знающий, что на войне все средства хороши. Сейчас у отца Романа глаза были совсем другие. Абсолютно.
– Это же он! – настойчиво повторил Иван, указывая на изображение. Весь его вид говорил: ну, попробуй, возрази мне!
Святослав покачал головой и, передавая назад фотографии, ответил:
– Был он. – Майор сделал особое ударение на слове «был». – Иван, я, конечно, ценю ваш журналистский нюх, но это, знаете, неэтично, что ли… Даже если отец Роман и был этот Урус-Егор…
– Да не был, а есть!
– Нет, именно был. Урус-Егор умер. Отец Роман родился. Или вы, я не понимаю, предлагаете отдать его под суд за военные преступления? Потому что он мало в клетке посидел?
– Нет-нет, что вы! – замахал руками молодой человек. – Вы не поняли! Я не про прошлые преступления, а только про эти, настоящие. Просто это, так скажем, факты, которые о многом говорят. Урус-Егор был безумец, он считал, что ситуацию можно улучшить только жестокостью! Только проливая реки крови!
– И ему это удалось. Была война. А бессердечных безумцев на стороне врага было куда больше. Потому мы и проиграли.
Лицо Миронова расцвело. Наконец-то он услышал именно то, что хотел услышать все время разговора.
– Правильно! – воскликнул он запальчиво. – Правильно! Вы только послушайте, что вы сами говорите! Ведь сейчас абсолютно такая же ситуация. Такая же необъявленная война. Такие же маньяки со стороны врага, такие же организованные, с такой же отличной «крышей». А на нашей стороне такие же честные патриоты, беспомощные и жалкие, у которых ничего не получается, потому что они пытаются действовать по закону. Похоже?
– Похоже, – не стал отпираться Соколов. – Но не более того. Похоже – и все. Я считаю, что отец Роман, став монахом, мучительно переживает весь свой воинский опыт. И своими добрыми делами пытается хоть как-то присыпать те реки крови, которые ему пришлось пролить.
– Ну да, я же ничего, не настаиваю! Но знаете, как говорят: а что, если?
Святослав остановился и внимательно посмотрел на собеседника. Взгляд у него сделался тяжелым и недружелюбным. Покачав головой, он спросил с заметной прохладцей в голосе:
– А что, если отец Роман сейчас, Иван, тебя бы слышал? Ты бы в его присутствии все это повторил?
Журналист от такого напора сделал шаг назад. Было видно, что вопрос застал его врасплох и смутил. Щеки у него покраснели, а уверенности в словах заметно поубавилось:
– Ну, я же, как и он, наверное, размышляю просто. Ну, повторил бы, наверное, просто как мысли вслух.
Парень отвел глаза, несложно было заметить, что он лихорадочно ищет опору, на которую можно было бы встать и восстановить свои позиции. И похоже, такая опора обнаружилась в виде ответного выпада:
– А вы, вместо того чтобы меня критиковать, наоборот, похвалили бы. Даже если я ошибся, то это же лучше, чем молчать и не делать ничего. А потом, еще не факт, что я ошибся, и вам отца Романа проверить все равно не мешало бы. Да – неэтично, да – не может такого быть. Но мы с вами, а вы-то вообще особенно, знаем, что в жизни очень удивительные вещи случаются.
– Знаю, – кивнул Соколов, повернулся и пошел дальше по аллее. Претензий к собеседнику у него больше не было, все-таки тот действовал не просто из врожденной пакостности характера, а из профессиональной въедливости. И, в общем-то, поступал правильно, хоть и не так, как сделал бы сам Святослав. Так что он посчитал нужным пояснить Ивану:
– Проверили мы отца Романа. Одним из первых, кстати.
Брови журналиста приподнялись, он быстро нагнал спутника:
– Ну, и что?
– Стопроцентного алиби у него нет, – констатировал майор. – Находился в монастыре, у себя в келье. А в одну ночь служил всенощную, и его все видели. Так что отпадает. И еще, это только в
