в глубоком подполье. Ищейки Временного правительства сбились с ног: не найти! Но именно Ленин руководит съездом. Это знают все. Это знает и Керенский, затевает детскую игру: пусть‑де Ленин явится на суд и оправдается. Тут мы его и схватим.
Девять дней длится работа съезда. Курс — на вооруженное восстание!
Конечно же не обходится без ожесточенной борьбы. Троцкий присутствует на съезде как проситель: мол, осознал свои ошибки, решил стать большевиком и привел своих сторонников — «межрайонцев», или «объединенных социал-демократов», — все записываемся в большевики. Сам Троцкий скромно помалкивает, но его сторонники — Преображенский, Юренев, Бухарин — решили дать бой ленинцам: зачем вооруженное восстание? Нужно дожидаться пролетарской революции на Западе.
Старая песня. Бухарин бойко доказывает, что крестьянство настроено оборончески и не пойдет за рабочим классом.
Почему Троцкий решил записаться в большевики? Ведь совсем недавно, в мае, он высокомерно заявил: «Требовать от меня признания большевизма невозможно». Нет, ни в какое перевоспитание его Куйбышев не верил. Опять тактический ход с далеко идущими целями: взорвать партию изнутри накануне восстания! Иудушка не может превратиться в святого Себастьяна. Ильич говорит о Троцком: «Всегда равен себе: виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым, пока можно».
Журналист Каменев увивается возле Троцкого, нахваливает его:
— Троцкого надо избрать на пост Председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Его нужно избрать членом ЦК РСДРП(б). Он сделался совсем большевиком.
И вот уже вокруг Троцкого — Рыков, Зиновьев, Рязанов-Гольдендах, Пятаков — испытанный кулачок антиленинцев внутри большевистской партии. Они-то понимают, зачем Троцкий пошел в большевики. Создать свою организацию, которую он хотел противопоставить большевикам, так и не удалось. Кроме жалких «межрайонцев», не представляющих никого, за ним никто не пошел. Ильич еще в 1912 году писал о нем: «В России он — 0». Но и теперь, накануне пролетарской революции, он оставался все тем же нулем. В кругу единомышленников он открыто заявлял, что борьба против ленинизма составляет главное содержание его политической жизни. Он задумал огромную диверсию: разрушить центральные органы партии большевиков, а с ними заодно и партию как организацию.
Для начала нацелился на Советы, где постепенно утвердились большевики, вытеснив меньшевиков и эсеров. Захватить руководство Петроградским Советом, парализовать его, из органа диктатуры пролетариата превратить в землячество, насадить своих людей. Провалить восстание, дискредитировать Советы в глазах рабочих и солдат.
А сейчас — смирение, смирение. Нужно поддакивать вчерашним противникам, иногда для вида вяло возражать. Суть не в словах, а в делах. Мудрая восточная пословица: окоченевшая от холода змея жалит сперва того, кто ее отогрел. Ха-ха.
А через некоторое время даже в Самаре всем известно: Председатель Петроградского Совета Троцкий развалил работу исполкома. Пустили козла в огород, поверили. И это накануне восстания. Теперь можно ставить свои условия большевикам:
— Я созову Второй съезд Советов и на нем поставлю вопрос о власти. До Второго съезда поднимать восстание не следует.
— А если Временное правительство не разрешит созвать съезд? Оно ведь считает себя вправе разрешать и разгонять съезды. И разве можно заблаговременно оповещать Керенского и его директорию о начале восстания? Это же будет предательство!..
И вот расширенное заседание ЦК РСДРП(б) в помещении лесновско-удельнинской районной думы. 16 октября. Все взволнованы. Лица торжественны и озабоченны. На заседании — Ильич, тайно прибывший в Петроград. Его не узнать сейчас: он без усов и бороды, на голове седой парик. Особый день, которому суждено навсегда войти в историю. Еще пять дней назад создан штаб вооруженного восстания — Военно-революционный комитет. Создан Военно-революционный центр по руководству восстанием, и в нем старые боевые товарищи Куйбышева — Бубнов, Свердлов и Дзержинский, с которым познакомился совсем недавно.
Все за вооруженное восстание. Нет, не все. Троцкий отмалчивается. За него говорят Зиновьев и Каменев:
— Мы категорически против! Мы протестуем!
— Вы обязаны подчиниться воле большинства! — строго говорит им Дзержинский.
— Мы не признаем никакой воли большинства! — в исступлении кричит Каменев. — Мы не верим в победу революции в России, ее не может быть. Рабочий класс не способен на нее.
— Мы за ожидание Учредительного собрания, — вставляет слово Зиновьев. — Пусть оно решит.
Не встретив сочувствия у Военно-революционного центра, возглавляемого Лениным, Каменев и Зиновьев побежали в редакцию меньшевистской газеты «Новая жизнь». Вот тут их поняли сразу.
— Ах вы не согласны с решением ЦК большевиков о начале восстания? Очень приятно. Мы обо всем пропечатаем в газете. И сроки предполагаемого вооруженного выступления рабочих назовем.
И вот она — черная иудина страница: два господинчика, вообразившие, будто судьбы русской революции в их руках, предали и рабочий класс, и революцию, и партию. Сроки названы.
Керенский спешно стягивает с фронта войска в Петроград: упредить!
Но восстание уже началось...
Началось оно и в Самаре. Под руководством большевиков, Куйбышева. Мирное восстание, так как здесь вот уже несколько месяцев повсюду распоряжались рабочие отряды, созданные большевиками, им принадлежала реальная власть в городе, и это была власть Советов.
Через несколько дней Центральный Комитет партии отметил Самару в числе первых городов, установивших Советскую власть.
Советскую власть в самой Самаре и в Самарской губернии провозгласил Куйбышев. В обширном зале театра «Олимп».
Она вертится!
Никогда еще Самарская партийная организация, ее ревком не жили такой сложной и напряженной жизнью. Революция совершилась! Совершилась. Значит, не зря все, что было: и тюрьмы, и Нарым, и Тутуры, и побеги, жизнь под вечной угрозой ареста. Все это имело глубокий смысл. Теперь только бы жить во всю ширь.
...Но жить не дают. Лидер меньшевиков Церетели цинично заявляет большевикам:
— Мы все же, худо ли, хорошо ли, держались шесть месяцев. Если вы продержитесь хотя бы шесть недель, я признаю, что вы были правы.
Враги решили уничтожить ревком во главе с Куйбышевым. Ревком занял белый дом — особняк последнего губернатора князя Голицына. Просторный особняк с множеством комнат и коридоров. Ревком всегда заседал в одной и той же комнате — в зальце с мягкой мебелью. Здесь было уютно. Сидели за большим столом, дымили самокрутками, намечали планы, спорили. Здесь вырисовывалась огромность работ. Сюда вызвал Куйбышев начальника гарнизона войск — бравого генерала. Долго объяснял ему смысл политики партии, называл фамилии генералов и офицеров, перешедших на сторону Советской власти, — Брусилова, Бонч-Бруевича, Шапошникова, Вацетиса, Самойло, Лебедева, Парского, Сергея Каменева, Новицкого, Егорова, Николаева, Станкевича. Разве всех назовешь! Их сотни, тысячи. Кое-кто, разумеется, сбежал за границу, мечтает вернуть самодержавие или Керенского. Какое им дело
