поняла. Надеюсь, он тоже поймет, какие чувства я вкладываю в это неловкое движение.
Толкаться за ширмой и светить своим нижним бельем мне не хочется, так что я хватаю костюм с вешалки и прячусь в складках занавеса. Мне однозначно проще, чем остальным: старушечью юбку я натягиваю прямо на джинсы и только потом стягиваю штанины под прикрытием этого… мешка из-под картошки. Темную рубашку тоже вполне можно надеть поверх футболки. Ю-ху, есть свои преимущества в том, чтобы играть самую отстойную из ролей в пьесе!
Я улыбаюсь и как раз заканчиваю возиться с пуговицами, когда чьи-то руки внезапно дергают складки занавеса в стороны.
– Помоги-ка мне.
Не дожидаясь ответа, Лера поворачивается ко мне спиной и принимается натягивать перчатки. Я молча хватаюсь за шнурки корсета и туго затягиваю их, поочередно дергая то один, то другой. Мне не хочется ссориться.
– Ты и Андрей. Вы оба какие-то другие.
А вот и истинная причина нашего тет-а-тет. Я завязываю шнурки, и Лера, обернувшись, окидывает меня взглядом с головы до ног. Рядом с ней, стройной, затянутой в белоснежное платье, я, наверное, кажусь кучей засохшей ботвы. Вдобавок она выше меня почти на голову. Хорошо хоть я платок не успела повязать…
– Что-то произошло, верно? На каникулах.
Я уклончиво пожимаю плечами:
– Спроси у Оксаны. Если захочет, расскажет…
– А ты, оказывается, та еще маленькая воровка, – сверкнув глазами, поджимает губы Лера.
– Что?
– Мой парень, моя подруга… Ловко.
– Но я не…
Лера выдергивает из моих рук платок и, накинув его мне на голову, туго затягивает концы под подбородком. Ледяные пальцы задевают мое лицо всего-то на мгновение, но я успеваю заметить и ненависть, и тревогу…
– Осторожнее, Мацедонская.
Я нелепо открываю и закрываю рот, не зная, что ответить, но Лера уже отворачивается, полоснув меня на прощание холодным взглядом.
– Все по местам! – кричит Тор.
Он водружает колонку на край сцены и кивает Анне Викторовне, которая щелкает клавишами на ноутбуке. Звучит вступительная музыка, и мы становимся в две шеренги за кулисами.
– Отлично выглядишь, – одними губами произносит Каша. Я показываю ему средний палец, и он тихо ржет. А сам-то… В старомодном фраке, с зачесанными назад волосами он похож на гробовщика. Надо сказать ему, чтобы волосы растрепал, что ли…
Наконец наступает и моя очередь выйти на сцену. Я подхватываю юбку, бегу на зов влюбленной Татьяны и…
– Ай! – вскрикивает Лера.
– Что такое?
Анна Викторовна снова щелкает клавишей, и фоновая музыка замолкает.
– Мацедонская отдавила мне ногу!
– Но я не…
– Ладно-ладно! – недовольно нахмурившись, перебивает Тор. – Саша, извинитесь перед Лерой, и давайте дальше.
Я разворачиваюсь на пятках и, пробормотав сухое «извини», ухожу за кулисы. Лера, весьма правдоподобно прихрамывая, занимает свое место на лавочке, которая в этой сцене имитирует кровать. Мы начинаем заново, но на этот раз я демонстративно обхожу ее стороной.
Пару минут все идет хорошо, а потом Лера слегка изменяет свои слова. Мой ответ теперь кажется несуразным, неподходящим. Замешкавшись, я застываю на месте, и Тор снова командует:
– Стоп! Саша, вы забыли слова?
Я чувствую, как краснею: шея, подбородок, щеки, лоб… Волна накатывает и теряется в волосах. Я качаю головой.
– Давайте еще раз!
Тор машет сценарием, скрученным в трубу, и я снова плетусь за кулисы, нелепо путаясь в длинном подоле юбки. Надо попросить Кашу укоротить.
Обойти Леру по широкой дуге, сесть на табуретку, покачать головой, поохать… Я задерживаю дыхание и шумно выдыхаю от облегчения, когда Лера верно произносит свою реплику. Теперь я должна пересесть на край лавочки и начать вспоминать о прошлом. Я как раз собираюсь сесть, когда Лера вдруг с томным вздохом откидывается и падает на лавку! Я нелепо топчусь рядом, путаюсь в словах, сбиваюсь.
– Ну что опять?
Тор раздраженно бросает сценарий в соседнее кресло, подходит к сцене и, подтянувшись, садится на нее полубоком.
– Девочки, идите сюда.
Я сажусь на корточки, а Лера низко наклоняется, уперевшись руками в колени. Ее лицо полно раскаяния:
– Извините. Это я, наверное, виновата. Так увлеклась, что немного сымпровизировала.
– Нет-нет, получилось отлично. Саша, очень важно в театре именно проживать свою роль, а не повторять механически заученную последовательность действий. Вы ведь не робот. Уделяйте партнеру больше внимания, отталкивайтесь от его действий, тем более Лера вам делает отличную подачу. А вот у вас ответной реакции не хватает. Понимаете?
Я киваю. Больше я ни на что не способна, только кивать. Внутри меня булькают ярость, обида, стыд…
– Но мы ведь всегда репетировали по-другому, – мямлю я. – И просто…
– Давайте сейчас пропустим вашу сцену, нам нужно успеть сделать прогон. А в следующий раз начнем тогда с вас. Хорошо?
Анна Викторовна посылает мне ободряющую улыбку, но от этой участливости и доброты становится просто тошно.
– Хочешь, порепетирую с тобой после прогона? – с невинной улыбкой спрашивает Лера.
Я разворачиваюсь на пятках и бросаюсь за кулисы. Спорим, часов через пять я придумаю достойный ответ? Но сейчас все, на что меня хватает, – добежать до туалета, дернуть задвижку замка и выплакать обиду в тесной кабинке.
Дома я выплескиваю раздражение на бумагу. Ожесточенно чиркаю ручкой по блокноту, и листы летят на пол один за другим. Наконец, немного успокоившись, я рисую ее. Вздернутые брови, презрительно сморщенный нос, капризные губы… И все равно получается красиво. Рванув рисунок из блокнота, швыряю его на пол и отбрасываю ручку в угол.
Тихо скрипнув, открывается дверь.
– Стучаться надо! – рявкаю я.
Егор молча оглядывает комнату. Садится на корточки, широко расставив колени, и перебирает кончиками пальцев рисунки на полу. Наткнувшись на изображение Леры, он понимающе хмыкает.
– Жрать пошли.
На ужин оладьи. Я шмякаю в тарелку сразу четыре штуки, щедро поливаю их сгущенкой и тут же впиваюсь в румяный бок.
– Представляешь, что это Леркина шея?
Я закашливаюсь, поперхнувшись, а Егор неторопливо садится напротив. Он крутит вилку между пальцами и смотрит на меня с насмешкой.
– Не парься, ее все ненавидят.
Справившись с кашлем, я смахиваю со стола крошки теста и наливаю себе стакан воды.
– Думала, вы дружите.
– Не. Это Оксанка с ней дружит, но ей даже дворовые шавки кажутся милыми. Любая тварь вообще.
Я улыбаюсь про себя такому сравнению, а Егор как бы между прочим спрашивает:
– Как у нее дела?
– Она пока не ходит в школу. Приболела.
Вилка в пальцах Егора замирает на мгновение, а затем начинает крутиться чуть быстрее.
– Мы с Кашей завтра идем к ней в гости. Будем доделывать платья и…
С резким скрипом Егор отодвигается от стола и, кинув вилку в раковину,
