произошло ее перерождение. А теперь она покидала квартиру так быстро, что не успевала с ней проститься.
На пару секунд Катя задержалась в коридоре – стояла, глядя на дверь комнаты Яна. Потом вышла в тамбур.
Вернулась и оставила ключи за фотографией на полке.
* * *
Ян не собирался возвращаться через пять минут. Он понял это, как только вышел на улицу.
Моросил дождь. Холод остудил голову, и на смену ярости пришла тихая, разъедающая злость. Ян размашисто шел вдоль озера, не зная, чего хочет больше: вернуться в пустую квартиру или застать Кэт в слезах, ноющую «прости» и «мне некуда идти». Все же первый вариант интереснее. Эта провинциалка украла его удачу, а вместе с ней – деньги. Друзей и подруг. Сон. Гордость. Привычный уклад жизни. Она хотела его комнату.
Может, еще и жизнь?!
После и эти чувства прошли. Яну стало стыдно за них – не похоже на него, недостойно. Он подумал, что ведет себя как в казино после проигрыша. Вот что вытягивало грязь: не сам проигрыш, а нежелание с ним мириться.
Волосы постепенно тяжелели и липли к шее, на кончике носа собирались капли. Несмотря на распахнутую куртку, Ян не чувствовал холода. Он удивился, когда осознал, что дрожит.
Ноги сами привели его к дому Мариши. Сейчас ее студия казалась чем-то вроде гавани в шторм. Ему бы перевести дух. Собраться с мыслями. Кэт, конечно, уйдет, – теперь он не сомневался. Мариша просто поможет ему спокойно принять этот факт.
Дверь открылась, когда Ян, устав звонить, забарабанил кулаком. Перед ним возникла женщина, которая когда-то была суккубом. Без макияжа. Поверх пижамы – халат. Волосы заплетены в короткую тугую косу. Ян едва сдержался, чтобы не повторить ее имя с вопросительной интонацией.
– Я думала, ты больше не придешь, – словно оправдываясь, произнесла она.
Чтобы войти в студию, Яну пришлось протиснуться между Маришей и дверью.
Негостеприимная.
– Налить тебе чаю? – Мариша, помедлив, закрыла дверь.
Чаю?!
– Нет.
Ян ходил по студии, не останавливаясь. Потом застыл – прямо перед ней. Мариша напряженно покусывала губу.
– Каким бы ты нарисовала меня теперь? – с вызовом спросил Ян.
– Не цельным, – окинув его взглядом, ответила Мариша. – Разорванным на части. Черные, белые, красные.
– Не цельным… – повторил Ян, подойдя к окну.
Он чувствовал себя так, словно стоял на подножке мчащегося поезда. Повиснув на поручнях, высунул голову, глотал воздух, пьяный от скорости, и ждал малейшего знака: гудка, взмаха флажка, – чтобы спрыгнуть.
– Я выхожу замуж, – раздалось из глубины комнаты.
Ян обернулся. Он смотрел на Маришу, словно не понимая смысла ее слов.
– Я выхожу замуж, – разделяя слова паузами, повторила она. – Ты больше не можешь приходить ко мне вот так, без приглашения, без звонка.
Конечно, она имела в виду то, что он больше вообще не может к ней приходить.
Наверное, вежливость требовала спросить, кто избранник. Но Яну было все равно.
– Поздравляю.
– Он фотограф. У нас любовь.
– Скоро свадьба?
– Через неделю.
– А платье? – вдруг осенило Яна.
Стоп. Не надо…
– Какое оно? – отмахнувшись от самого себя, спросил он.
Мариша, улыбаясь, отодвинула штору, достала из шкафа вешалку с белым атласным платьем.
Белым.
Свадебное платье Мариши Ян мог представить любым: красным, желтым, фиолетовым, зеленым. В горошек. В полоску. Даже в пятна, как шкура леопарда. Но белое… Стандартно-белое… Как у обычной девушки, мечтающей пойти под венец по большой любви…
– Примерь.
Мариша колебалась.
– Примерь, – Ян улыбнулся. Внутри себя он чувствовал затишье – то самое, которое возникает перед бурей. На горизонте уже чернели тучи, доносились раскаты грома, остро пахло озоном.
Мариша зашла за ширму – Ян стерпел и это. Вышла – цветущая, даже слегка смущенная. Белый ей был не к лицу.
Ян медленно обошел ее по кругу. Мариша озиралась, пытаясь поймать его взгляд. Ждала подвоха. Она хорошо его знала.
Ян зашел на второй круг.
– У тебя молния застегнута до середины.
Она пожала плечами. Смущенно? Кокетничая?
– Да, одной с таким платьем не справиться.
– Но ты не попросила помочь, – Ян прищурил глаза. – Давай застегну.
Она сделала жест, словно хотела его оттолкнуть.
– Не надо.
– Надо, – он грубо развернул Маришу к себе спиной и вместо того, чтобы застегнуть платье, опустил застежку до конца.
– Ян!
Все женщины одинаковы. И Кэт…
Как давно она встречалась с тем «спасителем»? Сколько времени водила Яна за нос?
Мариша вынесла его поцелуи в шею – поддалась, невольно склонила голову, – но, когда руки Яна стали стаскивать с нее платье, вздохнула, словно застонала, и вырвалась.
– Ян, прекрати!
– Я ничего не сделаю против твоей воли, – медовым голосом произнес он и двинулся к ней.
Мариша развернулась, пытаясь сбежать, но куда убежишь в студии. Ян оттеснил ее к барной стойке. Целовал грубо и жадно, словно наказывал. Мариша извивалась, пытаясь его оттолкнуть, потом замерла – и Ян почувствовал резкую боль: ведьма прокусила ему губу! Едва поднял голову, как вдобавок получил по лицу стеклянной пепельницей. Рот наполнился кровью.
Мариша, напуганная своим поступком, застыла перед ним в спущенном с плеч платье, с растрепанными волосами. Пепельница выскользнула из рук и со звоном разбилась о плиточный пол.
Этот звук стал для Яна и гудком, и взмахом флажка.
Он сплюнул на пол кровавый сгусток и размашисто, всей ладонью, хлестнул Маришу по лицу. Она ахнула, схватилась за пылающую щеку, но глаза ее уже горели. В них больше не было ни страха, ни тем более смущения.
Любительница экспериментов.
– Совет вам… – Ян вытер губы тыльной стороной ладони, по щеке протянулся кровавый след, – …да любовь, – и вышел за дверь.
Вот он и спрыгнул с поезда. И не было больше ни пьянящего ожидания, ни ветра, бьющего в лицо, только боль после падения.
Глава 26. Сжигая мосты
Ян проснулся поздним утром у себя дома, плохо помня, как сюда попал. Голова гудела, на душе скребли кошки. Было муторно, тяжело, будто что-то тянуло на дно, но Ян не понимал, что именно.
За окном мело сухим мелким, как порошок, снегом.
Кажется, вчера, после Мариши, он здорово напился. Но где? С кем? И что пил? Похмелье давалось Яну тяжело. Сон, даже долгий, не приносил облегчения. В таком состоянии помогала разве что очередная порция алкоголя.
Ян оделся, мыча себе под нос, и вывалился из дома. От снега, бьющего в глаза, тающего на губах, стало легче.
Он не заметил, как прошел мимо магазина, где продавалось «лекарство». Смутно осознавая происходящее, сел в автобус до вокзала. Там ему пришлось туго: от кисло-сладких
