запахов мокрой одежды и дешевой еды, от какофонии голосов, выкриков, объявлений тело трясло. Зато повезло с билетом: ждать электричку пришлось всего полчаса. За это время Ян сходил в ближайший магазин и на все деньги, что у него оставались, купил нехитрой еды: колбасы, молока, хлеба.
В вагоне сел у окна. Смотрел на тускло-серый пейзаж и думал: «Что я наделал?.. Что я наделал?..» Но если бы кто-нибудь спросил, что именно он имел в виду, Ян не смог бы ответить.
Пока электричка, кряхтя и постукивая колесами, выбиралась из города, снежный порошок сдуло, и посыпались крупные тяжелые хлопья, словно кто-то вспорол на небе подушку. Когда Ян вышел из электрички, снега намело по щиколотку.
Похмелье отпускало. Он брел по белому рыхлому полотну, наклонив голову, словно бодая ветер. Одной рукой придерживал капюшон куртки, который надувался парусом, другую грел в кармане.
Он все шел, сражаясь с метелью, и представлял, как добредет до заветной хаты, постучит по стеклу костяшкой пальца. Качнется занавеска – и в окне покажется худое сморщенное лицо старушки. Она заставит Яна стянуть свитер, станет водить шершавыми пальцами по шраму, щупать ребра. Ян улыбнется – от щекотки, а еще потому, что ребра уже давно его не беспокоят.
Печное тепло укутает как одеялом, а после тарелки бульона и полной жестяной кружки горячего сладкого чая Яна и вовсе разморит. Сидя на шаткой табуретке, прислонясь к бревенчатой стене, он все будет что-то рассказывать хозяйке. А она – слушать и качать головой. Пару раз вытрет пожухлым фартуком уголки глаз, Ян так и не поймет, что в его монологе вызвало старушечьи слезы. Жизнь как жизнь. Запутанная. Бестолковая.
Под вечер, пока не стемнело, Ян натаскает к печке дров. Пустые ведра на кухне заполнит колодезной водой. От физической работы тепло приятно растечется по телу, загудят мышцы. От печного жара запылают щеки, и станет клонить ко сну.
Бабка постелет ему на той же кровати, где он спал в прошлый раз. Ян заснет быстро, по-детски, и глаза откроет только под утро, когда печь остынет. Натянет поверх одеяла то, что нашарит в темноте: свою куртку, бабкин ватник – и снова провалится в сон…
Припорошенные снегом хаты выплыли из белого воздуха, как айсберги.
Ян постучал в окно знакомого дома. Дожидаясь старушку, засунул руки в карманы. Снег стремительно заносил крыльцо. Следы Яна почти стерлись, словно их размыло волной.
Никто не отозвался. Ян постучал еще раз, подождал, переминаясь с ноги ногу. Подошел к крыльцу – и застыл. На двери висел амбарный замок. Огляделся. И вдруг почувствовал – словно лавиной накрыло, – в деревне никого не было. Безмолвное беспросветное одиночество.
Ян озирался, не веря глазам. Он же спасался здесь, совсем недавно. Хлопотала по дому немая Марыся, а Женя поглядывал на нее исподлобья, смущаясь своей цветастой речи. Почему же сейчас казалось, что все пустовало годами?
А, может, и не было Марыси? Не было Жени? В его голове хранились десятки бесполезных фамилий и адресов – и ни одной нити, связывающей его с этой деревней. Ничего, что подтвердило бы: он не сошел с ума.
К его ногам прыгнул тощий серый кот. Выгнул спину, замурлыкал. Ян примял снег у порога, налил молока в черепок глиняного кувшина, сел под дверью. Он смотрел на кота, который лакал молоко розовым языком, и думал: а что реально, кроме него и кота? Здесь, сейчас, на этом крыльце?
Вдруг он вернется домой, и окажется, что нити, связывающие его с Кэт, тоже исчезли?
Оставив пакеты на крыльце, Ян побрел к железнодорожной станции.
* * *
Так чувствуешь себя, когда преодолеваешь сильное течение.
Еще шаг, еще.
Катя не сказала Валере, куда поедет. Просто этим утром, через два дня после ухода от Яна, она проснулась с мыслью, что пора сжечь последний мост. Достала из шкафа командировочный чемодан Валеры. Оделась, пытаясь думать об отвлеченном. Не позавтракала – от волнения сводило живот.
Ян был дома, она заметила движение в кухонном окне, когда шла через парк.
Дверь оказалась не заперта.
Катя вошла в квартиру, и сердце защемило от запаха, к которому она так привыкла, от ощущения присутствия Яна. Торопясь, прошла в свою комнату, стала складывать вещи в чемодан, быстро, ровными стопками. Она почувствовала взгляд Яна – словно в спину попали дротиком. Замерла на мгновение.
– Кэт…
От тона его голоса сердце болезненно сжалось. Катя выпрямилась. Она не оборачивалась, но видела его отражение в окне.
– Мне плевать на удачу, – глухо, словно издалека произнес призрачный Ян. – На деньги. На подруг. На квартиру. Я не боюсь остаться без всего этого. Но я не хочу остаться без тебя, Кэт, – Ян подошел к ней. Катя ощущала его близость каждой клеточкой тела. – Давай закончим игру прямо сейчас. Допустим, я проиграл. Комната твоя. Оставайся. Забирай свой приз.
Катя обернулась. Ей было по-настоящему жаль Яна. Она машинально коснулась подушечками пальцев его щеки, горячей, щекотной из-за легкой щетины.
Он накрыл ее ладонь своей. В уголках его глаз блеснула влага.
– Это сумасшествие, – прошептал Ян. Сорвал фразу с ее губ. – Останься.
Обнял ее, зарылся носом в волосы. И Кате показалось, что она отрывается от земли и летит.
Она высвободилась и продолжила собирать вещи.
Ян тяжело прислонился к стене.
Места в чемодане не хватило. Тогда Ян принес с балкона пару пустых коробок и тоже принялся паковать ее вещи: одежду, книги, тетради.
– Я знаю, что ты чувствуешь, – бесцветным голосом произнес он, заклеивая коробку скотчем. – Что у тебя все только начинается. Что будет еще с десяток таких Янов. Но ты ошибаешься. То, что произошло между нами, это волшебство. И оно больше не повторится.
У Кати в глазах защипало.
Остановка… Вечеринка…
– Тебе не нужно уходить, чтобы проверить это.
Роза в волосах… Розыгрыш родителей… Мойка в бикини… Воровство…
В дверь позвонили.
– Это водитель такси. Я попросила его помочь перенести вещи, – предупредила Катя.
– Не надо. Я сам.
Ян занес чемодан в багажник. Вернулся за коробками.
Катя вышла на улицу. Задержалась у подъезда, почувствовав легкое головокружение. Слишком много воздуха.
Вот и все. Теперь у нее не осталось повода вернуться.
Снег выбелил землю – провожал ее празднично, только на дороге под ногами хлюпала грязь.
На березе у соседнего подъезда каркала ворона. Стайка голубей склевывала с земли хлебные крошки.
Больше она никогда сюда не вернется.
Ян захлопнул крышку багажника.
– Спасибо за помощь, – Катя открыла заднюю дверь такси, Ян придержал ее рукой.
– Подожди, Кэт, – он замялся, подбирая слова. – Возможно,
