ужасом отшатнулось – словно я, восьмилетняя, напомнила себе: «Он похож на твоего отца, но это не он».
Винсент повернулся ко мне, и его взгляд смягчился. С долгим вздохом облегчения он расслабил плечи, и тогда я тоже.
Тот, кто смотрел на меня так, не мог быть кем-то иным, только моим отцом. И, богиня, как же я обрадовалась, увидев его.
Он оглядел меня с ног до головы.
– Ты не ранена?
Я покачала головой.
– В главную волну нападения не попала?
Я с трудом удержалась, чтобы не сболтнуть правду.
«Конечно же не попала, меня там не было, я убивала вампиров в человеческих кварталах вместе с ришанским напарником!»
Вряд ли Винсент был бы в восторге.
– Не попала, – ответила я. – Повезло.
– Не хотел я, чтобы ты увидела такие времена. Я знал, что они придут, но молил, чтобы ты их не застала.
– Это ришане? – тихо спросила я. – Ты уверен?
Почему-то я услышала голос Райна, который сегодня мне с такой убежденностью сказал: «Ришане этого не делали».
– Уверен.
– Где-то еще они напали?
У него дернулся кадык.
– Да. Но в каком-то смысле это просто подарок. Я очень долго ждал случая разделаться с ними раз и навсегда. И я этот случай не упущу.
Он повернулся ко мне всем телом, и тусклый свет упал ему на лицо. Луна осветила созвездие красно-черных брызг у него на рубашке и на горле – вампирская кровь. Чернота испачкала его запястья, у самых манжет, и задержалась под ногтями. Наверное, он поспешно вытер лицо и руки, прежде чем прийти сюда. Но если он пытался скрыть от меня, чем занимался последние два дня, то тут его постигла неудача.
Страх, внезапный и мощный, сковал мне грудь.
Я потеряла Илану. Не знаю, пережила бы я еще и потерю Винсента.
Если ришане и впрямь наступали, он будет их главной мишенью. Каждый ришанский бунтовщик в Доме Ночи понимал, что победа в их войне будет достигнута убийством либо миллиона вампиров-хиажей… либо всего одного: Винсента. У него не было детей – он на своей шкуре знал, как опасны сильные отпрыски. Это означало, что у клана хиажей не было наследника. Некому передать силу клана хиажей ночерожденных. Некому ею воспользоваться.
Когда между кланами начиналась война, убить наследника и всех, кто теоретически мог унаследовать власть, становилось конечной целью воюющих.
По сути дела, именно это сделал и Винсент двести лет назад. Он воспользовался даром от Ниаксии – своим призом за победу в Кеджари, – чтобы увеличить собственную силу и лишить силы ришанскую линию наследования. А затем, пользуясь этой невероятной мощью, убил всех ришан, связанных линией наследования, и всех хиажей, стоявших выше его в его собственной линии наследования. В сущности, каждый король ночерожденных короновался на троне из трупов.
Взгляд Винсента устремился куда-то вдаль, словно король тоже размышлял о том дне, и ужасная мысль засвербела у меня внутри.
Ришане восставали и прежде, но не так. Сейчас они сражались за победу.
– Ты считаешь, у них снова появился наследник? – спросила я.
Всю линию наследования Винсент уничтожил два века назад. Но Ниаксия, какой бы равнодушной она ни была, не позволила вымереть ни тому, ни другому клану. Ей нравилось, когда ее дети устраивают потасовку. Однажды она дарует печать наследника другому ришанину. В последний раз, когда это произошло, ждать пришлось больше трехсот лет. Но через двести – тоже вполне возможно.
Если у ришан вновь появился наследник клана, они были намного опаснее, чем если бы его не было. В прошлом они были известны мелкими бунтами – вроде того, что привел меня к Винсенту. Но тогда были неорганизованные группировки, которыми руководили только гнев и жажда мести. Они не смогли бы править, даже если бы одержали победу.
Но если у ришан снова появился наследник – абсолютно все менялось.
Винсент стиснул челюсти, и я поняла, что он много думает над этим вопросом.
– Это возможно. Если он есть, мы узнаем.
Проклятье.
– Если так и есть, – продолжил он, – ты мне потребуешься, как только установится связь. У нас будет свобода и сила завоевать их территории. Освободить их. – Он печально улыбнулся. – Я знаю, как долго ты этого хотела. Жалею только о том, что это вынужденно произойдет в таких обстоятельствах.
Мысль вскружила мне голову. Всю жизнь я жила в страхе и осторожности – и вот наконец возможность оставить свой след в этом мире, и не сломанными ногтями, а зубами, которые умеют кусать так же глубоко, как их зубы.
Моих родителей убили. Если у меня был кто-то еще из семьи, то и он наверняка тоже погиб. Но может… может, где-то в глубине души я надеялась, что их нет в живых, потому что к тому времени, когда я до них доберусь, я буду на них похожа меньше, чем когда-либо. По крайней мере, тогда я смогу уже не только ликвидировать по ночам отдельных вампиров.
Я могла кем-то стать. Что-то делать.
Я проглотила неожиданную волну эмоций и подмигнула Винсенту:
– Если я выиграю.
Он не улыбнулся мне в ответ.
– Орайя, ты выиграешь.
Порой не знаю, что я такого сделала, чтобы завоевать его расположение. Хотела бы я быть такой же уверенной, как он.
До испытания Полулуния оставалось несколько дней. Мрачное напоминание о настоящем разрушило мои мечты о будущем. Винсент, словно тоже это осознав, полез в карман и достал пузырек серебристой жидкости.
– Еще яд, для твоих мечей. Лекарства для тебя пока раздобыть не сумел. В следующий раз.
Я сжалась, но постаралась не подать виду. Может быть, потратить на Мише остатки эликсира было ошибкой. Мне еще нужно вылечить ожоги. Но – и не с таким справлялась.
Винсент смотрел на небо, глубоко погруженный в мысли.
С начала нашей встречи он чуть смягчился, но обращаться с просьбой я к нему не решалась. Я знала, какой холодной бывает ледяная стена, выстроенная Винсентом, если он чувствовал, что ему перечат. Для меня эта стена всегда таяла – рано или поздно, – но я не хотела идти на испытание Полулуния, повздорив с ним.
Однако… надо было попытаться.
– Еще кое-что, – осторожно произнесла я. – Есть одна девушка. Одна из моих союзников на Полулуние. При нападении она сильно пострадала, но министер отклонил ее снятие с Кеджари. Она не переживет испытания.
Он сжал губы.
– Очень жаль. Эта кровь тоже на руках ришан.
– Ты можешь что-нибудь сделать? Помочь ей сняться с состязания?
Его взгляд метнулся на меня, внезапно заострившись.
– Зачем?
– Она мой союзник, и она слишком
