это знали. В просьбе Мише было отказано из-за ее дружбы с Райном. Не имея четких связей ни с каким домом, она могла оказаться ришанкой.
Терпение Джесмин было на исходе.
– Если у тебя есть возражения, можешь изложить их министеру. А теперь идем.
Два гвардейца взяли Райна под руки, и показалось, что он подумывает, не вступить ли с ними в бой, прежде чем окончательно сдаться. Я смотрела, как он уходит. Во рту пересохло.
Второй пергамент Джесмин протянула мне:
– Это тебе. От Винсента.
В письме, которое я взяла, было всего четыре слова, написанных безупречным почерком: «Сегодня ночью. Перед рассветом».
Я подняла взгляд на Райна. Он обернулся, и меня потрясло выражение его лица: вид откровенной беспомощности.
Из-за Мише. Это из-за Мише.
– Красивый, – сказала Джесмин, проследив за направлением моего взгляда. – Неплохой выбор. Но лучше бы нашла себе не из бунтовщиков, а то не оберешься неприятностей.
«Все не так», – хотела отрезать я, но вместо этого спросила:
– Подтвердилось, что ответственны за это ришане?
– Да.
Я ждала продолжения, и Джесмин негромко рассмеялась:
– Орайя, насколько подробно тебе ответить? Ты же больше многих других знаешь, на что они способны. Ты вряд ли хорошо помнишь, каково тебе было на их территории, но при этом хочешь поехать туда после окончания испытаний? Ну вот, это твой шанс. Сейчас тебе проще, чем когда-либо, будет заколоть этих гадов так, чтобы Ниаксия не смотрела на тебя за это косо.
Я сжала челюсти. Почему меня бесит, что она все знает – о моем прошлом, о моих планах? Почему меня бесит, что Винсент ей это рассказал?
– Орайя, я не шучу, – понизила она голос. – Поосторожнее с ним. Он симпатичный, но он – ришанин.
Мне захотелось расхохотаться ей в лицо. Можно подумать, я не знаю лучше, чем кто другой, какой осмотрительной надо быть с хорошенькими вампирскими юношами. Нет, я не доверяла Райну. Я даже не знала, нравится ли он мне. («Да неужели?» – тотчас прошептал в глубине мозга чей-то голос.) Но я знала, что не он устроил нападение. Я знала это с непоколебимой уверенностью по одной простой причине: Мише. Я видела, каким потерянным он был, когда мы нашли ее. Это любовь. Такое не подделаешь.
Джесмин неспешно удалилась, перед уходом незаметно сунув мне в карман пергамент от Винсента, и я прикусила язык.
Я оставалась у постели Мише все время до встречи с Винсентом. Она так и не заговорила с тех пор, как мы вытащили ее из апартаментов, хотя ресницы подрагивали, как будто она постоянно видит сны. Кожа у нее горела – особенно нехороший симптом для вампиров, которые обычно невосприимчивы к инфекции. Я стояла над ней с холодной влажной тряпицей, промокая сочащийся из ран гной. Закатав Мише рукава, я нахмурилась от того, что увидела. Свежие ожоги от Ночного огня на кистях и запястьях, которые в ту ночь оказались незащищенными. Но гладкая коричневая кожа ее рук тоже была вся в пятнышках от старых заживших ожогов – наслоения бессчетного количества шрамов. Одни были явно очень старые, другие намного новее, хотя и не от последней атаки.
Как она их получила?
Мои мысли прервал приглушенный всхлип. Мише пошевелилась, пальцы ее задрожали. Я опустила ее руку и наклонилась ближе. Она не могла даже повернуть голову; веки подрагивали, словно она пыталась их приоткрыть.
Видеть ее в таком состоянии оказалось для меня тяжелее, чем я ожидала. Раньше Мише порхала по дому, как бабочка, а теперь кто-то оборвал ей крылья и оставил ее здесь чахнуть.
«Вы знакомы с ней полтора месяца, – напомнил мне голос Винсента. – И она убила бы тебя на ристалище в ту же секунду, как закончится Полулуние».
Верно. И одно, и другое.
И тем не менее.
– Мише, что случилось? – мягко спросила я. – Что такое?
С огромным усилием она повернула голову, и я увидела ее лицо. Синяки неровными черными тенями легли вокруг глазных впадин и уголков рта.
– Не пришел, – простонала она. – Не ответил.
Райн. Странная, неожиданная боль задергалась у меня в сердце. Если он знал, что она пришла в себя, и его здесь не было…
– Райн вернется. Скоро.
Надеюсь.
Ее веки затрепетали, потрескавшиеся губы сложились в полуулыбку.
– Райн? Я знаю. Райн всегда возвращается.
Улыбка сникла. По щеке прочертила дорожку слеза.
– Я звала… звала… – всхлипнула Мише. – Звала и звала, а он не ответил. Бросил меня.
– Он вернется, – снова сказала я.
Но она зарыдала сильнее и громче и больше уже не могла не то что говорить – даже дышать.
Я побежала к нашим сумкам, сваленным в углу комнаты, и стала в них шарить. Аптечка была хорошо укомплектована, но не нашлось ничего сильнодействующего, что бы сейчас помогло. На глаза попались мои вещи. Я отбросила сумку Мише, подскочила к своей и достала флакон с эликсиром. Склянка была почти пуста. Оставалось не так много. Не хватит, чтобы вылечить Мише, и близко не хватит – но поддержит в ней жизнь до утра и успокоит.
Однако я колебалась. Это было одно из немногих лекарств, которые помогали мне как человеку. Я недолечила свои ожоги, а испытание Полулуния было уже на носу.
Мише мучительно всхлипнула. Этот звук резанул меня насквозь и отсек последние сомнения.
Я не могла слышать от нее такое. Не могла.
Я вернулась к Мише, запрокинула ей голову и влила в рот остатки лекарства. Не отходила от нее, пока мокрое от слез лицо не разгладилось. Мише провалилась в сон, крепкий и без сновидений, как у ребенка.
Глава двадцать седьмая
Такого Винсента я не видела никогда.
Когда я пришла, он меня уже ждал. Даже в тени крылья окрашивали его силуэт темно-красным отблеском. Верхние три пуговицы сорочки были расстегнуты, открывая печать. Струйки дыма, веющие от тонких чернильных линий, пульсировали вместе с ударами его сердца.
Для Винсента было необычно оставлять на виду крылья и печать. Они внушали робость, но не это заставило мои внутренности сжаться.
Винсент всегда был спокоен – жесток, когда надо, этого не отнять, но всегда элегантно сдержан. А сейчас – один взгляд на его лицо, и я увидела словно кого-то чужого, такого, кто позволяет гневу безудержно клокотать. Обычно его состояние было гладким темным морем, безмятежная поверхность которого скрывала таящиеся глубоко внизу ужасы. Теперь же оно бурлило от вздымающихся волн и кружащих плавников.
Когда я смотрела на Винсента, я всегда чувствовала себя в безопасности. Но сегодня что-то у меня внутри с
