психиатрической больнице, пятьдесят тысяч рублей выделено на пособия бедным купеческим вдовам, открыт приют на шестьдесят восемь девочек-сирот при Пресненском попечительстве о бедных. Александра Владимировна пережила мужа на десять лет и скончалась в 1903 году, завещав Москве почти полтора миллиона рублей.
При городском голове Николае Алексееве московский водопровод фактически выстроили заново. Этот новый проект разработал инженер Николай Петрович Зимин, посвятивший московской воде всю жизнь. Для решения некоторых вопросов привлекался Николай Егорович Жуковский, а техническое воплощение было поручено фирме Бари, до того строившей нефтепроводы. Новая система строилась пять лет и начала действовать в 1892 году. Мощность Мытищинского водопровода значительно увеличилась, но все равно была недостаточна. Зимин продолжил искать другие источники воды – и успешно решил эту задачу.
В мае 1937 года была запущена Сталинская (ныне Восточная) станция, а в 1952-м – Северная. Туда поступает волжская вода – по системе водохранилищ и каналов.
На юго-запад Москвы подается вода из Можайского, Рузского, Озернинского, Истринского водохранилищ. Москворецкая вода очищается на Рублевской и Западной (1964 год) водопроводных станциях. После 1962 года мытищинская вода больше в Москву не подается.
Канализация
При Алексееве была, наконец, выстроена в Москве настоящая канализация. До того правительство предпочитало бороться с нечистотами методом запретов. Еще Петр Первый издал указ, согласно которому «весь мусор, навоз и мертвечину» полагалось возить за Земляной город, «в дальние места» и засыпать землею. Нарушителей карали жестоко: «за первый привод бить батоги, за другой бить батоги ж да пени имать по пять рублей, за третий привод бить кнутом да пени имать по десять рублей» (тогда это были очень большие деньги).
Но, несмотря на суровость, указ этот соблюдался плохо, Екатерина Вторая повторила запрет – но и это не исправило положения. Законопослушные москвичи собирали нечистоты в выгребных ямах, откуда их вычерпывали золотари-ассенизаторы и в кадках вывозили подальше за город. Но золотарям надо было платить, поэтому норовили несознательные горожане вывалить мусор куда-нибудь подальше от глаз или прорыть под домом каналец, чтобы спускать всю грязь в близлежащую реку. Так были совершенно загублены Неглинка и Самотека, изрядно загажена Москва-река. Реки превратились в зловонные сточные канавы – потому их и убирали в трубы. Делалось это так: набивали в русло рек сваи, перекрывали все сверху каменным сводом, сверху клали деревянную мостовую. Кое-где оставляли колодцы-стоки для уличных вод.
В эти колодцы преступники-душегубы частенько сбрасывали трупы. То был удобный и быстрый способ спрятать концы в воду. При расчистке русла Неглинки газеты осторожно писали, что, мол, найдены кости, «похожие на человеческие».
Николая Алексеева такое положение дел не устраивало. По его распоряжению была спроектирована и в 1898 году запущена специальная система бытовой канализации общей протяженностью 262 километра. К сожалению, до запуска системы Алексеев не дожил. Канализация включала Главную насосную станцию[34], сеть подземных коллекторов, ведущих в крупный Люблинский канал, и поля орошения. Система эта в 1911 году получила золотую медаль на выставке в Брюсселе.
Люблинские поля – первые сооружения для очистки сточных вод, созданные на месте Чагинского болота. В их создании принял участие известный почвовед и луговед Василий Робертович Вильямс.
Сточные воды очищались, проходя сквозь песок, а затем, полуочищенные, шли на Люблинские поля, служа одновременно и поливом, и удобрением. Так выращивали овощи, злаки, плодовые и декоративные деревья и кустарники, технические культуры и т. п. Почва и главное – ил Чагинского болота служили окончательным фильтром. Только потом воды попадали в реки. Эта гениальная задумка стала предтечей современных методов биологической очистки стоков.
План Люблинских полей орошения. 1923 год
К 1914 году эти поля стали уж слишком удобренными – даже ядовитыми – и от земледелия отказались, превратив их просто в поля фильтрации. В 1937 они перестали использоваться – здесь выстроили мощную Люблинскую станцию аэрации, то есть высушивания всех отфильтрованных отходов.
Названия улиц – Нижние и Верхние Поля напоминают о некогда бывшем здесь обширном хозяйстве. Там еще кое-где сохранились остатки старых построек, связанных с канализацией, например водонапорная башня на улице Нижние Поля между домами 21 и 27.
С середины семидесятых годов XX века на бывших люблинских отстойниках стали селиться птицы, иногда им даже удавалось выводить птенцов. Ученые посчитали, что земля и вода достаточно очистились, и только тогда в этих районах разрешили строить дома.
ЭТО ИНТЕРЕСНО
Покровка № 19 – доходный дом хлеботорговца Рахманова, который был возведен как раз, когда подходило к концу строительство первой очереди канализации. Сбоку в проулке с правой стороны здания – неприметная дверь. По довольно крутой лесенке можно спуститься в самый старый общественный туалет в Москве. Это единственный сохранившийся из десяти «ретирад» (тогдашнее название публичного туалета) и 38-ми писсуаров, обустроенных одновременно с канализацией. Отыскать их москвичам и гостям столицы помогали дворники – это вменялось им в обязанность. Но в справочниках рекомендовалось «поелику возможно уклоняться от посещения ретирад, так как указанные места по большей части неопрятны», а «оправляться в третьеразрядных гостиницах, дав предварительно швейцару или коридорному на чай». Впрочем, сейчас туалет довольно чистый и, что немаловажно, до сих пор бесплатный.
Московские юродивые
В центре Замоскворечья, среди купцов прошли юные годы Александра Николаевича Островского – остроумнейшего драматурга и бытописателя, запечатлевшего в своих пьесах купеческие нравы и обычаи. Однако сами купцы не всегда были довольны тем, как Островский их изображал. Пьеса «Свои люди – сочтемся!» стала популярной, но у московских купцов вызвала столь сильное негодование, что они даже обратились с жалобой, и комедия была запрещена к постановке.
«Солидные-то люди, которые себе добра-то желают, за каждой малостью ездят к Ивану Яковлевичу, в сумасшедший дом, спрашиваются»[35], – утверждала одна из героинь Островского. Но кто же тот загадочный «Иван Яковлевич»?
Был в Преображенской психиатрической больнице пациент – юродивый и предсказатель Иван Яковлевич Корейша, в медицинской карте которого значилось: «Причины болезни – неистовые занятия религиозными книгами. Болезнь совершенно неизлечима». Он прожил в больнице сорок четыре года.
За советом к нему обращались не только мещане и купцы, но и государственные чиновники, находившие в бормотании больного ответы на беспокоящие их вопросы. Ну а если кто сомневался, то при Корейше всегда находились и толкователи. А еще Иван Яковлевич писал каракулями мудреные записочки. Считалось, что записочки эти надо носить в ладанке на груди и тогда они помогают от зубной боли. У стен больницы собирались толпы желающих узнать свое будущее, на его
