и трусливой?
Что сказала бы бабушка?
– Доброе утро. – Помятый Алеша выпил три кружки холодного компота из холодильника, закусил остатками пахлавы и извлек из коробки большой кусок торта.
Он не удивился тому, что в доме все убрано, не похвалил меня, не спросил, когда это я все успела.
– Доброе, – меланхолично согласилась я. – Может, позавтракаешь нормально?
– Торт – отличный завтрак, – объявил Алеша. – Лапочка моя, свари мне кофе, пожалуйста.
Я покорно встала, чтобы выполнить его просьбу. Внимательно наблюдая за тем, чтобы кофе не убежал, по своему обыкновению, сказала как можно увереннее:
– Алеша, давай разведемся.
Звякнула ложечка о блюдце.
– Мирослава, ну что за детские выходки! – воскликнул он раздраженно. – Думаешь, я не видел, с каким недовольным лицом ты проходила весь вчерашний вечер? Да на тебе же написано было, что ты не рада гостям! Ужасно неловко, знаешь ли. Как я буду смотреть в глаза коллегам? Они подумают, что моя жена – мегера.
– Ты сейчас отчитываешь меня? – Я поразилась и посмотрела на него – не шутка ли?
Разумеется, в эту минуту мой кофе с торжествующим шипением вырвался из узкого горлышка и разлился по белоснежной плите.
Сердито швырнув турку в раковину, я схватилась за тряпку.
– Сам вари себе кофе, – сказала отрывисто, – или заведи себе пятую жену для этих целей.
– Пять жен – это уже Синяя Борода какой-то, – пробормотал Алеша обескураженно. – Мирослава, у меня и без тебя голова болит. Слушай, может мне в баню сходить? Авось полегчает.
– Баня остыла.
– Ну подкинь в нее дров.
Охохонюшки, и как это предыдущим женам удалось развестись с ним?
– Алеша, – произнесла я, памятуя о том, что терпение – добродетель, – я на полном серьезе, тщательно все обдумав, и без всяких колебаний ухожу от тебя.
Наконец-то он сфокусировался на моих словах. Нахмурился, соображая.
– Ладно, – протянул с величайшей неохотой, – если тебе так приспичило, давай заведем ребенка. Из-за этого ведь весь сыр-бор? В общем-то я догадывался, что женщина твоего возраста обязательно рано или поздно поднимет эту тему. С Сашей то же самое было. Но, между нами говоря, она выбрала себе совершенно никчемного кавалера.
– Спасибо, но нет. Дело не в ребенке, Алеш, и не в чем-то еще. Просто я не люблю тебя, извини. Вернее, люблю, но не хочу. Прости, я правда не знаю, как говорить такое. Мне очень-очень-очень сильно жаль.
И только тогда его окончательно проняло.
– Мирослава? – недоверчиво выдохнул он.
Так хотелось обнять его, но Нина велела срывать пластырь быстро.
Антону я смогла позвонить только ближе к вечеру. Лежала, укрывшись бабушкиной телогрейкой, и разглядывала плюшевого оленя на ковре.
– Алеша только ушел, – сказала без всякого выражения.
От разговоров у меня голова взрывалась.
– Ты разводишься? – так же невыразительно спросил Антон.
Ах эта фея клининга. Быстро она распространяет новости.
– Что будет с Алешей после развода?
– Вероятнее всего, женится снова.
– Что будет со мной после развода?
– Боюсь, ты будешь чувствовать себя очень одинокой.
– Что будет с тобой после развода?
– Я так и останусь тайным любовником.
Я положила трубку, не прощаясь.
Ощущение неправильности происходящего не покидало меня.
Очевидно, мало было оставить одного Алешу.
В понедельник я поехала в магазин тканей, где долго бродила между стеллажами, выбирая.
Мною овладело ледяное равнодушие, будто я покоилась на дне океана, куда не доносилось ни звуков, ни суеты суши.
Странное это было ощущение – перестать быть чьей-то женой. И вот ты больше не обязана ни о ком заботиться и ни о ком думать, только о себе самой.
Все твои решения, все твое будущее больше никому, кроме тебя, не принадлежат.
Я не отвечала на звонки и сообщения, в то время как Алешина семья будто взбесилась. У меня были пропущенные от Риммы Викторовны и бледной Лизы, три покаянных послания от Саши, которая считала себя виновницей произошедшего, даже Олег и Арина что-то написали, вот уж неожиданный поворот событий.
Прощай, Мирослава, возлюбленная блистательного Алеши.
И снова здравствуй, отшельница, живущая на окраине в окружении цветов и грядок. Пройдет совсем немного времени, и о тебе все забудут.
С объемным тюком ткани я доехала до загса, чтобы написать заявление на развод.
Логичнее было поступить наоборот, но ткань почему-то добавляла мне уверенности.
В среду я надела новое длинное платье – такое, знаете, в стиле пастушки. Трепетные цветочки по светлому фону. Закрутила кудри, хоть это и было довольно хлопотливо, тяжелые волосы требовали огромного количества фиксатора. Розовая помада цвета невинности и белая пушистая кофта.
Долго крутилась перед зеркалом, пытаясь найти в себе черты разбитной разведенки, но видела только ломкую-тонкую молодую женщину, уже успевшую выхватить у солнца свою порцию загара.
Бессонные ночи мучительных размышлений наложили тени под ставшими глубокими, как колодцы, глаза. Скулы и подбородок заострились – аппетит пропал безвозвратно.
Увы, я подурнела за последние дни, но вовсе не из-за Алеши, а из-за того, что собиралась сделать сегодня.
Великие конспираторы, мы с Антоном старались в пределах нашего города нигде не показываться вместе. Поэтому в похоронном бюро меня давно не видели, однако никто не спросил, кто я такая и зачем пришла. Миновав торжественный зал, я немного постояла в узком коридоре, кусая губы, а потом негромко постучала в дверь.
– Входите! – крикнул Антон.
Он лихо считал на калькуляторе и не сразу поднял голову, что дало мне несколько минут, чтобы полюбоваться его макушкой.
Но чего уж там тянуть?
– Привет. – Я подошла к его столу и принялась доставать из сумки: портновский метр, карандаш, блокнот, распечатку с инструкцией из интернета. – Вряд ли ты согласишься снять брюки, но с пиджаком расстаться все же придется.
Что примечательно, Антон не стал задавать никаких вопросов. Резко вскинув взгляд, он в одно мгновение будто просканировал меня всю, в полный рост, а потом молча встал, стянул пиджак, кинул его на спинку кресла и прошел в центр кабинета.
– Ты со мной не разговариваешь? – уточнила я на всякий случай.
А то он оставался единственным из всего семейства, кто за последние дни не позвонил и не написал.
– Ты всегда знаешь, где меня найти, – напомнил он сдержанно. – Если не выходила на связь, значит, хотела побыть одна. Так?
– Может, и так. – Я сняла кофту и положила поверх его пиджака.
Запоздало подумала, что на ворсе останутся пушинки, но не стала убирать. С портновским метром подошла к Антону и не удержалась, положила руку ему на грудь. Скользнула ниже, погладила. Одернула себя.
Можно ли так страшно соскучиться всего за несколько дней? Как же я выживу после?
– У тебя грустные глаза. –
