потому, что ждать было больше нечего. Среди помощников Горбачёва было немало выходцев из журналистской среды, и они начали по своим каналам искать знакомых, узнавать, что происходит в «матери городов русских». Новости не радовали. Горбачёв позвонил министрам внутренних дел, обороны и председателю КГБ – но могли ли они что-то сделать – это большой вопрос. После подписания Союзного договора – Горбачёв отправил в отставку весь союзный Кабмин и набрал новый – который стал результатом торга между республиками. Министром обороны стал Шапошников, креатура Ельцина, председателем КГБ – загадочный Рустам Иноятов, разведчик – иранист из узбекского УКГБ – которого почему-то поддержал Ельцин. Министром внутренних дел СССР стал украинец Иван Гладуш131, но он сейчас лежал в госпитале МВД и возможно, такая неожиданная госпитализация была не случайной. Обязанности министра исполнял его первый зам, Баранников – так же креатура Бориса Ельцина. Людей Горбачёва в союзном правительстве больше не было, что само по себе говорило о том, кто он есть на самом деле.
Сам же Горбачёв – после первого звонка Кравчука звонил то в министерства, то Ельцину, нервно бегал по кабинету и экспромтом что-то говорил. В кабинет – его советники принесли небольшой телевизор и включили… на BBC. Теперь даже в Кремле смотрели ВВС. Как там…
Вот и первое заданье:
В три пятнадцать возле бани -
Может, раньше, а может, позже –
Остановится такси, —
Надо сесть, связать шофера,
Разыграть простого вора, -
А потом про этот случай
Раструбят по "Би-би-си…
И вот – новый звонок. Горбачёв не стал разыгрывать ожидание, а мгновенно хватанул трубку
– Алло! Леонид?!
– Михаил Сергеевич! – зарокотал в трубку Кравчук – это что такое. Я помощи просил, реальной, действенной помощи. А ты мне что прислал?
– Леонид, они нашли тебя да?
– Нашли. Только их всего шесть человек. И что с ними мне делать?
– Леня, они тебя до аэродрома проводят. Прилетишь, поговорим, решим что делать.
– Михаил Сергеевич! Я не Ивашко! И в Москву переселяться не собираюсь! Мне нужна помощь. Надежные люди.
– Леонид, тебе надо быть под защитой армии. Десантников.
– Михаил Сергеевич! Каких десантников?! Если не можешь мне помощь прислать, я Борису Николаевичу позвоню.
Хитрый как сто лисов Кравчук – знал, на что давить.
– Леонид, погоди, не кипятись – Горбачёв зло посмотрел на своих советников – не кипятись. Ты знаешь, как по закону положено поступать. Давай, я сам с Борисом Николаевичем здесь поговорю. Решим, как тебе помочь, не бросим в беде…
Киев, Украина. 07 июня 1992 года
Тем временем у террористов в захваченном здании Верховного совета Украины возникли первые серьезные проблемы.
Верховный Совет Украины того периода состоял из трех основных фракций – коммунисты за суверенную Украину, НРУ (Народный РУХ Украины) и практически распавшееся движение «За перестройку», позиционировавшее себя как сторонники Горбачёва, а сейчас практически расколовшееся. Совет считался более реакционным, чем скажем, российский парламент (который при Ельцине вообще считался оплотом свободомыслия, что было не совсем так) но в отличие от всех предыдущих созывов, в этом было достаточно много людей, демократически ориентированных – даже среди коммунистов. И РУХовцы – хотя большая часть их при захвате отсутствовала – несколько человек все же оказались в зале заседаний во время захвата. А корпоративная солидарность – штука очень тонкая, и когда начали стрелять, убили председателя Верховного совета Украины… это никому не понравилось… ибо каждый представил на месте бедняги Ивана Степановича Плюща – себя…
Террористы согнали присутствующих депутатов в один сектор зала, коммунистов с демократами, чтобы легче было контролировать. Примерно через час – все начали немного расслабляться, волна адреналина отхлынула, и у некоторых начало наступать осознание содеянного и того, что за это всё придется держать ответ. Ибо говорить на собраниях, что надо коммуняк перестрелять – это одно, а вот когда вот труп, вот автомат, вот кровь на полу… начинаешь понимать, что за всё за это – придется ответить. Если бы не убили никого – может, и удалось бы как-то… А так – нет. Придется кому-то отвечать.
И не кому-то – а всем!
И вот кое-кто уже начал думать о том, что стрелял их проводник, по кличке «Резак» – но так сходу мочить – ведь никто не договаривался…
А еще через полчаса – с места поднялся один из депутатов…
– Стой! Куда пошел!
– Мне нужен ваш голова, – сказал депутат
– На тот свет захотел?! – заорал охранявший депутатов боевик на чистом русском
– Скажи ему, Хомутынник хочет говорить. И розмолвляй зи мною украиньской…
…
Депутат Верховного совета от Ивано-Франковска Петр Адамович Хомутынник был даже для постсоветского парламентаризма, богатого на всяческих необычных персонажей, личностью очень неординарной.
Он был поляком по отцу и украинцем по матери, его отец происходил из шляхетского рода. В сорок втором – он был убит неизвестно кем, то ли гитлеровцами, то ли УПА – и мать поднимала его одна, так что он вырос больше украинцем, чем поляком.
В семьдесят третьем – его уволили из университета по доносу – говорил студентам то, что говорить в СССР было нельзя. Даже несмотря на то, что право на самоопределение – было закреплено конституцией СССР. В семьдесят шестой он получил два года по антисоветской статье и в семьдесят девятом – еще три года. Западом он был признан узником совести. Вошел в состав Украинской Хельсинской группы.
Тем не менее, Хомутынник никогда не был сторонником независимой Украины, с РУХом у него начался конфликт, после того, как он публично сравнил РУХовцев с НСДАП в раннем периоде ее существования. В Раду Хомутынник прошел как сторонник перестройки, но почти сразу поссорился и со своими коллегами по фракции.
Тем не менее, на Западной Украине Хомутынника уважали, с опаской – но уважали. Еще в конце семидесятых он открыто говорил вещи, за которые – психушка. И его так и не удалось сломить.
Кроме того, несмотря на массовое переселение после ВОВ – все помнили у кого какая кровь, и поляк, да еще шляхетского рода – мог рассчитывать на уважение.
Так что депутата Петро Хомутынника провели в один из кабинетов за залом заседаний. Резак – едва успел спрятать портсигар с анашой, когда депутата ввели в его кабинет.
– Это шо? – спросил Резак.
– От депутатов… говорить хочет…
– Меня Петро Адамович зовут… – сказал депутат, – фамилия Хомутынник. А ваша?
Резак выругался про себя – его люди все-таки испытывали какой-то пиетет к депутатам. Даже после того как
