отбросили окровавленного волшебника в сторону.
Волк подошел к Лэтэи, хищно улыбнулся и небрежным взмахом ладони отбил выпад дрожащего копья. Его кинжалы поднялись высоко в небо и звериный оскал сверкнул в свете рассветного солнца.
Перед глазами Хаджара возник образ Серы.
— Не в этот раз, — прорычал генерал.
Он зачерпнул все что было. Всю терну, до которой только мог дотянуться; всю энергию, дочиста выбрав и ядро, и мир души, и энергетическое тело; он призвал все мистерии, даже те, которыми еще не был готов владеть; его Правило вспыхнуло потоками северных ветров; Истинное Имя, Звезды Пыл, Воин Ветра — все его самые лучшие техники и силы пришли на зов своего владельца.
А когда этого было не достаточно, Хаджар заставил замереть свое сердце и отдал его силу своему мечу, а затем взял больше — взял каждую травинку в мире своей души, взял каждое перо в крыльях Кецаля, взял каждый миг своей жизни, каждый удар своего пульса, каждый шаг своих стоп.
Он знал, как это сделать.
Видел прежде.
Видел, как так же поступила Сера.
Мир загудел и сотрясся ревом исполинского дракона, раскинувшего крылья от левого до правого горизонта. Каждый его клык — словно Меч Небесного Огня, пронзал пространство от небес до Земли, а каждый взмах крыльев — как тысяча горных штормов дальнего Севера, где ледяные ветра заморозят тело за мгновение до того, как яростные молнии расколют мир на части.
А затем дракон сжался в точку, в единые очертания человека с мечом, окруженного синим светом, словно плащ окутавшим его плечи.
И мгновением позже этот силуэт оказался рядом с оборотнем. Синий Клинок по рукоять вошел в грудь Феденриру, не успевшему даже подумать о том, чтобы защититься.
— Использовал все, да? — прохрипел монстр, ронявший капли черной крови. Те, еще до того, как коснуться снега, оборачивались горсткой такого же черного песка.
И одновременно со словами волка за его спиной вспыхнуло синее сияние. Ревущими потоками оно разнеслось в стороны, раскалывая, разрезая, сминая и терзая льды, горы, холмы и долины на многие и многие километры вокруг. Как если бы один единственный удар Безумного Генерала вдруг разрушил саму связь реальности, погрузив последнюю в хаос разрушения.
Пальцы Хаджара ослабли и он отпустил рукоять клинка. Не по своей воли, а потому, что пальцев больше… не было. Они первыми сгорели в пламени силы, что он занял у мира и самого себя.
Его тело постепенно исчезало в золотом сиянии. Но не было ни боли, ни страха.
Он перевел взгляд с раненных товарищей, затем на Лэтэю, по щеке которой падала одинокая слеза, а затем на пронзенного оборотня.
Единственная мысль, не смолкавшая в сознании Хаджара в этот момент:
— Успел, — думал он, исчезая в пламени. — В этот раз успел.
И раз уж он погиб от лап монстра, то… может быть… все же… герой?
— Ах-ха-ха-ха! — пьяный от власти и крови смех прорезал уши и черные когти вонзились в исчезающую плоть генерала. Они вырвали еще бьющееся сердце и длинные клыки впились в окровавленную плоть.
— Думал этого хватит, генерал? — гудела тварь, постепенно сбрасывая физическую оболочку. — Меня не смогли одолеть армия тренитов, куда более могучих, чем ваши Небесные Императоры. Думал ты справишься? Ах-ха-ха-ха!
Из призрачной тьмы появился чудовище, существо, стирающее границы между реальностью и кошмаром. Обладая формой волка, оно одновременно с этим имело общие черты с бесчисленным множеством хищников. Колосс, воплощенный властью сырой, первобытной свирепости. Сама его сущность, казалось, бросала вызов естественному порядку вещей, представляя собой потустороннее зрелище, не поддающееся пониманию.
Его тело переливалось безумным смешением теней, мрака и холодного пламени. Вместо меха тварь носила броню из горящих теней, выкованных в тошнотворной пляске огненной тьмы, которая клубилась на его клыках и когтях.
Размерами волк превышал недавнюю Твердыню, закрыв собой небо и свет солнца. Металлический блеск его плоти мерцал жутким сиянием, отбрасывая спектральные блики, которые придавали существу вид кошмара, вторгшегося в явь. Его броня из стали и мрака служила не просто защитным слоем, она являлась неотъемлемой частью существа, словно первозданные элементы реальности сплелись вместе, чтобы сформировать это чудовищное создание.
— И какого это умирать, генерал? — голос волка звучал громче самых страшных бурь северных предгорий, а его смех так и остался звенеть в ушах Хаджара.
Последнее, что он перед собой увидел — все те же лица друзей и Лэтэи.
Неужели этот все, чего он смог добиться за все эти годы? Он все еще был слишком слаб, чтобы спасти хотя бы самых родных и близких?
* * *
Маленький мальчик, лет пяти, стоял перед гобеленом, на котором изображался воин в черной броне, с черным мечом, черным плащом и единственной цветной деталью — синим поясом.
Глава 1817
Воин сражался с каким-то жуткими тварями. И, наверное, должен был представляться героем из сказок и легенд, но мальчик не видел ни героя, ни свершений, только монстров. С одной и другой стороны.
К мальчику подошла женщина. С черными волосами и яркими, голубыми глазами. Она пахла домом. Покоем. И тем, что, наверное, можно описать как надежность.
Он знал, что пока она рядом, все будет хорошо.
Как её звали?
Очень просто.
Мама.
— Его скоро снимут, — прошептала она. — Твоему отцу не нравиться этот гобелен.
— Мне тоже, — честно добавил мальчик.
— Почему?
— Потому что тут нет героя, — все так же честно ответил он.
Мама улыбнулась. Ему не нужно было это видеть, чтобы знать. Он просто чувствовал. Потому что когда улыбалась мама, то и весь мир вокруг тоже становился немного приятнее. Ярче и теплее.
— Не во всех историях есть герои, сынок, — прошептала она, нежно проводя ладонью по волосам. — иногда, чтобы одолеть ужас, нужен ужас еще более свирепый.
— А что тогда изменится?
— Что ты имеешь ввиду.
— Ну, что поменяется, — мальчик указал на воина в черном. — если один ужас победит другой, то все, что останется — это ужас. Просто другой. Но все равно все будут его боятся. И, по сути, ничего не изменится.
— Именно, — легко кивнула мама, а затем прикоснулась к синему поясу. — Именно поэтому ужас должен изменится. Приобрести что-то новое. Что-то, что сможет дать самое главное.
— Самое главное?
Она снова кивнула.
— Как ты думаешь, что это?
Мальчик задумался. Самое главное?
