Глава 1598
* * *
Глава 1598
Бадур смерил Хаджара странным взглядом. Так, обычно, смотрят на тех, кого подозревают в помешательстве или слабоумии.
— Со мной все в порядке, — выпрямился Хаджар и протянул шип. И, немного подумав, добавил. — Вроде бы…
— Вроде бы, — повторил за ним Бадур Пагеред. — Для того, кто бродил по землям Фейри ты выглядишь более чем в порядке. Ты выглядишь живым.
— Резонно, — не стал спорить Хаджар.
За последние дни… часы… минуты. Может быть даже годы. С проклятыми духами сложно было понять, сколько же он на самом деле провел времени в предместьях Тир’на’Ног.
— Проходи, Ветер северных Долин, — поторопил его Бадур. — Не стой на пороге. Своих мертвецов зовешь.
Про мертвецов Хаджар не понял, так что просто молча вошел внутрь. В конце концов у каждого народа имелось достаточно своих поверий и традиций. Никто не обязывал Безумного Генерала разбираться в каждом суеверии.
Северянин, внимательно осмотрев шип, поставил обратно свой топор с рукоятью в виде вишневого дерева и подошел к кровати Аретуса.
Один из наследников дома Лецкет и, по совместительству — самый нелюбимый из них, выглядел не важно. Он дрожал в горячей лихорадке и бился мелкими судорогами, то и дело норовя скинуть тяжелые одеяла из шкур горных котов и козлов.
Возле его кровати, пропитанной запахом пота, стояло несколько ведер. В одном из вода настолько пропиталась нечистотами и кровью, что приобрела непонятный цвет. Нечто напоминающее фруктовую косточку. Коричнево алое.
Во втором же лежали десятки обрывок ткани, заменявших Бадуру припарки и тряпки.
Одна из таких лежала на лбу Артеуса. Небольшие льдинки уже почти растаяли, так что сложно было сказать — где пот, а где влага от растаявшего льда.
Вот только лед этот относился вовсе не к смертному миру. Здесь, на северной границе лед и снег обладали столь высокой концентрацией стихии, что несколько грамм подобного материала могли превратить Черные Горы Балиума в… Белые Ледники.
Бадур, поправив узел тонких косичек, в которые были сплетены его волосы, опустился на стул рядом с кроватью. Удивительно, но Хаджар успел забыть, насколько сильно этот человек отличался от сказочного образа северянина. Да, высокий и мускулистый, но недостаточно, чтобы назвать его богатырем из былин.
По нему было видно, что мускулы эти появились не из-за усердной работы над ними, а благодаря охоте и ремеслу. Мощные плечи, спина и грудь, быстрые и сильные плечи, но весьма узкая шея и тонкие предплечья.
Бадур куда чаще использовал свой топор для колки дров, нежели чужих доспехов. И Хаджар это чувствовал.
— Древняя вещь, — произнес северянин, крутя в пальцах простой шип. — Может быть даже древнее того места, откуда ты его принес.
— Возможно…
Бадур повернулся к собеседнику и снова смерил его взглядом.
— Твоя душа тоже ранена, Ветер сев…
— Можно просто — Хаджар, — перебил его генерал.
— Хаджар, — кивнул Бадур. — я вижу следы на твоей душе. Старые и новые. Они ползут, как трещина на справном срубе. Рано или поздно — они тебя расколют.
Хаджар только пожал плечами. У него в любом случае не осталось в этом мире слишком много времени. Шесть веков — что это за срок для тех, кто века меряет как смертный — года. Не говоря уже про Древних.
— Возьми, — Бадур протянул Хаджару шип. — тебе он точно поможет, а этого юношу… — северянин повернулся к колдуну и провел ладонью над лицом. — я не уверен.
Ложью было бы сказать, что Хаджар не испытал ни малейшего искушения забрать шип обратно. Да, его срок действительно близился к своему логичному концу, но… раны на душе делали адепта слабее. А, видят Вечерние Звезды и слышит Высокое Небо, сила Хаджару еще потребуется. И в куда большем объеме, нежели сейчас.
— В этом нет чести, — покачал головой Хаджар.
— Нет, — кивнул Бадур. — но я должен был спросить. Это твоя добыча и только твое решение, южанин.
С этими словами северянин размахнулся и, пока не успел среагировать Хаджар, вонзил шип прямо между глаз Артеуса. Тот изогнулся дугой, будто молния ударила. Распахнул рот беззвучном крике, раскрыл потянутые пеленой глаза, а затем так же резко замер и затих.
Не было ни вскрика, ни мольбы о помощи, ни даже крови. Только это и заставило Хаджара вернуть Синий Клинок обратно в ножны и успокоить пожар терны, разгоревшийся в его жилах.
Не для того он рисковал шкурой в землях духов, чтобы сумасшедший северянин использовал Артеуса в качестве подушечки для иголок.
— Кажется, этот мальчик родился под счастливой звездой, — выдохнул Бадур и, поднявшись со стула, абсолютно буднично и спокойно направился на кухню.
Хаджар же в это время наблюдал нечто, что надолго останется в его памяти. Шип, вонзенный между глаз колдуна, вытянулся стеблем простого, полевого цветка. Бутон расцвел и раскрылся. Небольшие лепестки, плавно паря по воздуху, опустились Артеусу на глаза.
А затем, едва ли успело ударить сердце, цветок засох и развеялся пылью, оставив на лице Артеуса узор черной татуировки, стеблями плюща обрамлявшей глаза, скулы, желваки и вплоть до шеи.
Центром же хитросплетения лоз стала небольшая точка-иероглиф в центре лба колдуна.
Дыхание Лецкета выровнялось, и лихорадка ушла, а на смену ей пришел здоровый, крепкий сон. Колдун что-то нечленораздельно промямлил и, накрывшись одеялом до самых бровей, свернулся калачиком. Хаджар едва ли не выругался, услышав самый натуральный храп.
Вот так и рискуй жизнью, чтобы кто-то потом сопел сусликом под одеялами.
— Проклятье…
— Скорее наоборот, — уточнил Бадур. Он уже запалил очаг — просторную каменную печь со сваленными бревнами, над которыми покоилась чугунная решетка. — Благословление. Древнее. Могущественное. Слава Хорсу-целителю, кто бы там не благословил этого мальчика — он нашел его достойным.
Хаджар уселся за стол и с благодарностью принял глиняную чарку, наполненную душистым отваром. Вечерние Звезды! Хаджар и подумать не мог, что так сильно проголодался. Так что, когда Бадур снял с решетки сковородку и поставил перед гостем простецкую трапезу в виде яичницы с мясом, генерал смел все до крошки буквально за мгновение.
И это притом, что адептам, в целом, еда и не требовалась. Они спокойно могли веками существовать исключительно за счет энергии.
Вот только… вот только в миру духов это, по всей видимости, не относилось.
— Признаться, — северянин налил из кувшина терпкой браги и, приготовив вторую порцию, сел напротив. — я не думал, что ты справишься, южанин. Но, видимо, праотцы и матери наших матерей сегодня благоволят тебе.
