в глубину омута, затем пропал и он.
Раздался мелодичный звон, и Дворечик опустился ему на макушку, потоптался там немного, встопорщив волосы, и наконец улегся, как в гнезде. Тоже почувствовал, что не все хорошо у Ольги — взволновался. Удивительно, насколько быстро она пришлась ко двору.
— Я хотел бы тебя кое с кем познакомить, — проговорил Горан. Слова прозвучали глухо: раньше он никогда не обращался к одухотворенной части дворца, видно зря. — Но сначала ответь: как ты относишься к совам?
В ответном звоне послышался смех. Кажется, Дворечик заинтересовался.
— К весьма невоспитанным совам и пока еще не осознающим себя в полной мере, — предупредил Горан.
Звон стал громче и, как показалось, заинтересованным.
— Вот и хорошо, лети. Терем Ольги в сердце заповедного леса ждет тебя.
Тотчас голове легко стало. Дворечик вспорхнул с макушки, а может и растворился в воздухе. Горан отчего-то не сомневался: с совой Ольги тот быстро найдет общий язык, еще и подучит. Ну а уж если та тоже ронять на головы предметы выучится или по утрам водой обливать — так и неплохо. Глянул на окно, за которым простиралась глухая ночь и ухмыльнулся: самое время разбудить и наорать на холодную скользкую гадину.
…Горан провел рукой над поверхностью зеркала и взревел истинное имя того, кого во веки веков не желал видеть:
— …Снежен! Темную твою ледяную душонку в вечное пламя Виево! Отвечай немедля!!!
Вызов пришлось повторить трижды, затем поверхность зеркала подернулась морозными узорами и покрылась шапкой льда. Совсем как прорубь морозной ночью.
— Гадина ледяная, — прошипел Горан и дохнул пламенем. Лед немедленно превратился в воду, стек на пол небольшой лужицей, сквозь пол просочился, хотя камни не должны были влагу впитать.
— Зачем же столь грубо, Горан? — игриво откликнулись из-за зеркала, пока не появляясь в нем. — Я прекрасно тебя слышу. Случилось что? Видать, пожар.
— Ты даже не представляешь, сколь сильный! — взрыкнул Горан и закричал: — Хочу видеть тебя, дрянь инеистая!
— Каков гонор, — холодно ответил пока невидимый собеседник. — А что мне за это будет? Не растерзаешь, как только увидишь?
Отчего Горан смолчал он и сам не понял, душащий его гнев погас, словно пламя в костре, если на него ушат воды вылить.
— Это уж от нашего разговора зависеть будет, — сказал он тихо и, себе на удивление, спокойно.
Кажется, тем удивил и Снежена. Тот наконец предстал в зеркале во всей своей ледяной красе. В боевом облике он являлся ледяным крылатым змием. В человеческом в его внешности не находилось ни одного темного оттенка, даже ресницы и брови оставались белыми. Волосы серебрились, словно лунный свет на снегу. Глаза — две прозрачные голубые льдинки. Губы — присыпанный снежинками перламутр. Кожа — сталь, прикрытая тончайшим беленым полотном.
Когда-то Горан находил подобное сочетание белого с белым очень красивым, а Снежена — интересным собеседником. Слишком много лет и зим унеслось с тех пор. Еще недавно он чувствовал сожаление по поводу того, что лед и пламень не сходятся, несмотря на попытку брата оклеветать его перед Кощеем и самому во дворце сесть, за вратами приглядывая. Давно это было.
— Неужто за ту встречу бранить станешь? — Снежен, широко зевнув, потер практически прозрачные веки. — Так в излом года, коих у нас четыре аж, всякий в дом заявиться может, и хозяевам гнать его не след.
Горан скрипнул зубами, но промолчал. Не ему было изменять правила, испокон века соблюдавшиеся.
— Очень уж любопытно мне было глянуть на диковинку, кою ты из Яви притащил, — сказал Снежен и снова зевнул.
Горан удивленно приподнял брови. На его памяти брат никогда сонным не выглядел. Не могли существа, в долине грез летающие, от бессонниц или недосыпания страдать! Зеркало ничего не искажало, а потому не укрылись от его внимания ни синюшные круги под глазами инеистого змия, ни слегка покрасневшие — невиданное зрелище! — глаза. От красы недавней и следа не осталось, стоило приглядеться пристальнее.
Внимание от Снежена не укрылось, и он, резко вскинув подбородок, зашипел:
— А чего ты хотел, Гор, столь настойчиво вытаскивая меня из постели? И поскольку я не совсем спал, — раздвоенный язык облизал губы, заставив Горана поморщиться, — то очень-очень-очень хочу тебе отомстить. Моли Повелителя Кощея, чтобы повод, из-за которого ты обеспокоил меня, оказался достаточно весомым, — он пропел угрозу так, словно та ничего не значила, но на самом деле была более чем реальна. Инеистые змии слыли самыми злопамятными в Нави и не зря.
— Достаточно того, что причина кажется важной МНЕ, льдистая ты гадина, — сказал Горан, но спокойно, и не думая выйти из себя. Успел удивленный взгляд перехватить, после чего Снежен все же хмыкнул, обратил взор к потолку и показательно тяжело вздохнул.
— Я слушаю весьма внимательно. Гор, не томи.
— Не ты ли предложил мне уговор, по которому никто из твоей своры не вредит моим подданным, а я оставляю в покое долину грез? — напомнил Горан.
— И, насколько мне известно… — с заискивающей улыбочкой, тотчас показавшейся мерзкой, начал Снежен, но Горан с такой силой ударил кулаком о ладонь, что зеркало слегка подпрыгнуло. — Брось, Гор! — тотчас посерьезнел Снежен и сел прямее. — Подумаешь, пару грез наслали, нам тоже нужно есть, а чужие треволнения во снах столь питательны… Мы ж не моры с марами, не лярвы — жизнь из тел не сосем! Забавы наши веселы, а временами и обоюдно приятны. Кто там снова нажаловался? Мириш уже давно пора скрутить в узел своих змеюк подколодных, а не ползать к тебе из-за всякой мелочи. Она больно громко возмущается, опуская то, что некоторые из ее подопечных нас не только приваживают, но и привораживают. Пользуется твоим, братец, расположеньицем. Вот как бы мне ей счет выставить!
— Речь не о кошмарах, которые вы насылаете на змеелюдов. Будь в них дело, я б с тобой не заговаривал.
— Кошмаров! — вот теперь Снежен взъярился. — Ну, знаешь ли… еще никто не называл ночь в моих объятиях так, — в голосе послышалась обида, но вряд ли она была искренней, скорее, ледяной змий продолжил выдуманную игру.
«А может и нет», — подумал Горан, видя, как трещит по швам натянутая Снеженом личина, его спокойствие
