пор еще тут?
Вика заглянула в смежное помещение, затем вышла в коридор, но никого не увидела. Она плотнее запахнула халат, чувствуя, как холод пробирается все глубже, и наконец обнаружила знакомую женщину — сидевшую в потертом кресле в углу и заполнявшую медкарты.
— Здравствуйте, — сказала Вика. Вместо четкого слова из горла вырвался жалкий сдавленный хрип, но тем не менее женщина подскочила от неожиданности.
— Вы что встали?! Вам лежать надо!
— Да я вроде нормально…
— Знаю я это «нормально»!
— Я, наверное, домой…
— Никаких — «домой»! Что вам доктор сказал?
— Не знаю, — подумав, ответила Вика. — А что?
— Вы еще и не помните! Постельный режим как минимум на сутки! И чтобы мы за вами наблюдали.
— Кто только за мной не наблюдает, — тихо буркнула она, имея в виду неуемного убийцу, у которого ничего не получалось сделать с ней.
— Что вы говорите?
— Говорю, что могу и дома отлежаться, — громче сказала Вика и снова сорвалась на хрип. — Это же обычная простуда?
— Простуда-то обычная, но стресс еще какой…
— Подумаешь, стресс.
— Это вам. А ребеночку?
Вика резко оглянулась, будто ожидая увидеть ребенка за своей спиной, но в глубине души сознавала, что речь о другом.
— Анализы у вас неплохие, — с доброжелательной улыбкой продолжила женщина. — Но на всякий случай…
— Как… Как неплохие? А там видно… Того?
— Что видно?
«Рога и хвост».
— Ну, отклонения всякие… Генетические.
— А что, вы чем-то страдаете?
— Наслаждаюсь, — пробурчала Вика и зашлась в хриплом кашле. Сейчас идея остаться под медицинским присмотром на ночь уже не казалась такой бессмысленной. Кто бы на нее ни покушался, он вряд ли решится продолжить свое черное дело в присутствии свидетелей, а простудилась она, похоже, довольно сильно. В конце концов, несколько спокойных часов еще никому не мешали, да и не разгуливать же по улицам в дедовом халате.
— А где моя одежда?
— Сохнет, — предсказуемо ответила женщина. — Но, честно говоря, лучше бы вам принесли другую.
— Почему?
— Она немного… попахивает.
— Чем? — изумилась Вика.
— Ну как чем, колодцем. Его же почти не используют, заросший весь.
— В смысле — не используют? Там кружка на цепи болталась.
Женщина посмотрела на нее с удивлением, но ничего не сказала. Немного помолчав, она предложила чаю, а чуть позже поделилась вполне приятным ужином. Все это время история с кружкой не выходила у Вики из головы, несколько раз она порывалась сбегать посмотреть на чертов колодец, но сама себя останавливала, убеждая в том, что вечером туда соваться точно не стоит.
О покушении на ее жизнь Вика думала отстраненно, как о чем-то несущественном и даже незначительном, однако в душе понимала, что такая реакция — ненормальна, и ждала Льва с уговорами о срочном отъезде. Поскольку он все не появлялся, спорить было не с кем, и она сама вынужденно задумалась о срочной капитуляции.
Мысли были мрачными, аргументы в пользу того, чтобы остаться, никак не находились. Полное отсутствие логики и элементарного инстинкта самосохранения молчаливо свидетельствовали о том, что психиатр поторопился с позитивными выводами, а Лев, наказывавший ее своим невниманием, мог дуться не просто так, а, например, из-за найденного в подвале скелета…
Поняв, что ничего хорошего сейчас все равно не придумает, Вика поднялась с койки, сделала несколько разминочных движений, по-прежнему ощущая сильный холод, и отправилась за дополнительной порцией чая. Добродушной женщины нигде не было.
Одинокая тусклая лампочка под потолком несмело освещала помещение, издавая глухое потрескивание, за окнами была тьма, с улицы доносился шелест листьев — похоже, дул сильный ветер.
Вика зябко поежилась, чувствуя себя как внутри аквариума, на виду у всех желающих полюбоваться на нее, и вдруг поняла, что милая женщина, вероятно, не обязана здесь ночевать. Все же это — не больница, а фельдшерский пункт, куда люди в основном приходят со всякой ерундой.
Открытие было запоздавшим и оттого неприятным. Резко ощутив, что сделала глупость, оставшись здесь, Вика вернулась в койку и закуталась в одеяло. Легче не стало, поскольку с этой стороны здания ветер завывал еще более зловеще, зато, находясь в условной безопасности, она смогла сосредоточиться на самоуспокоении. В конце концов, утро уже скоро, а убийца не такой идиот, чтобы лезть сюда, не зная точно, находится ли внутри кто-то, кроме нее. Да и дверь наверняка хорошо закрыта. Как и окна.
В этот момент Вика отчетливо услышала слабый скрип старой рамы в соседнем помещении и покрылась холодным потом. Затаив дыхание, она пару мгновений сидела неподвижно, затем тихо спустила ноги на пол и поискала глазами, чем можно вооружиться. Свет не горел, но сейчас это показалось ей преимуществом: по крайней мере, она здесь ориентируется и даже в темноте чувствует себя относительно уверенно, а вот убийца — не факт.
Вика открыла прикроватную тумбочку и попыталась нащупать в ней что-нибудь полезное, однако обнаружила лишь градусник и блокнот. Тем временем с другой стороны двери уже отчетливо слышались чьи-то шаги, широкие половицы жалобно скрипели под его весом, а бившийся в окно ветер и дребезжавшие от него стекла вносили ощущение какой-то нереальности, чего-то нездешнего, инфернального.
Почувствовав, что может потерять сознание, Вика вцепилась пальцами в верхний ящик тумбочки и, когда дверь медленно приоткрылась, со всей силы дернула этот ящик на себя.
* * *
Илья сидел на ее койке, прижимая к виску полотенце, смоченное холодной водой, и посматривая на Вику с печальным укором. Она стояла у окна, глядя на редкие дождевые капли на матовом стекле и на вязкую темноту по ту сторону.
— Сам виноват, — в который раз сказала Вика.
— Потому что пришел тебя спасать?
— Если ты не заметил, я сама прекрасно справляюсь.
— Я заметил. — Он убрал полотенце от виска, и Вика покосилась на яркую ссадину на его коже. — Можно было не ящиком хотя бы? А если бы у меня череп не выдержал?
— На то и был расчет.
— Вот не зря тебя люди подозревают…
Она невесело усмехнулась и без особого интереса уточнила:
