путь, а Шихи последовала за ним. Так стали и были они верными соратниками. Помогала она и словом, и делом: не боем, а исцеляющими тело и разум слезами. Первые люди почитали её, превозносили. Но морок, насланный проклятыми порождениями Анстарйовая, соблазнил Носительницу тайного знания. Отвернувшись от Сахелана, смотрела в сторону того, чего желала больше всего. Тогда избранник Зодчего прогнал предательницу и назвал ту — Изгнанница Шихи. Осталась она одна, блуждала в пробирающей до костей холодной мгле. Всё же сумела перебороть дурман, поняла свою вину. От того во тьме поселился тихий-тихий плач. Некоторые скажут: «Сладкие слёзы могли оживлять мёртвые мечты каждого, кто пустит их на свои губы». Может и так, но ей самой они не помогали, не смогли оборвать такую печаль. Так и увядала в одиночестве, размышляла о природе семени, которое эхо сна Старой войны посеяло в почву себялюбия, — с запинками и длинными паузами выдула Бетси. — Никто не смел приблизиться к ней. Только лишь огни скорби без желания составляли ей компанию. Горели языки ярче самого солнца для привлечения внимания Сахелана. Горели, дабы Шихи смогла раскаяться в своей слабости и заслужить прощение. Но никто так и не пришёл.
— Ты филонишь, — утвердила соседка прищурившись. — Ты многое пропустила, рассказала, как гуси нащипали. И вообще, усты говорят, что Сахелан простил её. А вот сказители напротив, любят сгущать краски.
— Не могу с мыслями собраться. Прошлая ночь не выходит из головы. Всё путается похлеще, чем комок нитей, — объяснила собирательница историй.
— Оно и не мудрено. Сейчас всем не по себе. Когда замолкаю, всё ещё слышу эти заклинания. Должно быть, всё из-за нехватки сна. Она вредна, особенно нам. Нужно только выспаться и само пройдёт, наверное. А нарушителей скоро покарают. Вон смотри, сколько констеблей на улицы натекло. Даже белых перчаток видела. Так что скоро и гвардия объявится.
— Тебя уже ничем не напугать, верно? Чего только не повидаешь за все эти годы.
— А то! — воскликнула соседка, стараясь быть убедительной.
— Я вот думаю и как-то неспокойно. Вдруг алые бегуны совсем не из тех, кем их посчитали. Вдруг они опаснее, чем кажутся, — после своего последнего слова старушка в пуховом платке уснула, через мгновение резко проснулась из-за собственного храпа. Её глаза наполнялись непониманием того о чём вообще идёт речь.
— Вот и чай сработал. Потом дашь его мне, тоже вздремну. А сейчас не думай о прошлой ночи. Пойдём в приют, проведаем сорванцов.
На дороге неподалёку от скамьи, откуда ушли любительницы историй, лежала кучка отвратительного месива, похожая на издохшую собаку, брюхо лопнуло, внутри виднелись пережёванные органы, кости. При длительном всматривании эти студенистые останки начинали то вздыматься, то медленно опускаться; демонстрировали невозможное дыхание. Когда судорожно задрожали — будто попытались подняться — по ним проехал крытый экипаж.
Грегор отворил дверь, вошёл в плохо освещенное помещение. В носу любого могло свербеть из-за запаха сырости, плесени и чего-то ещё. Вздохи просачивались через потолок, выдавали всё происходящее наверху. Над хлипким столом навис темноволосый мужчина с аккуратной бородкой. Он сосредоточен, ничто не могло отвлечь его от осмотра раненой. Выполнял свой долг, как и положено всякому белперу, обученному оказывать помощь нуждающимся в самых тёмных непредвиденных ситуациях. Этот лекарь придерживался внутренней традиции, согласно которой никогда не менял свою мантию. Тёмные пятна окольцовывали воротник, на груди виднелись ладони, а чуть ниже — отпечатки маленьких пальчиков. Кровь на ней рассказывала целые истории о суровости жизни. Немногие из белых перчатки носили их как ценные реликвии. Такие белперы понимализаразные свойства болезней. Нанося на новые следы специальный бесцветный раствор с резким, но быстро выветривающимся запахом, пресекали вероятную угрозу. Но не избавляли окружающих от душевных волнений, вызванных своим внешним видом.
— Как она, Бенард? — спросил Грегор и уселся на диван, поставил сундучок рядом с мешком, а после снял головной убор.
— Всё ещё без сознания, — констатировал белпер. — Перед тем как я продолжу, не могли бы ответить на один вопрос?
— Без проблем, давай.
— Скажу вам по секрету, старые ковры переносят с куда большей нежностью, осторожностью. Ладно хоть на плече, а то могли бы за ногу приволочь. Нельзя так с ранеными. Впрочем, не суть. Я согласился помочь, таков мой долг. Но почему мы пришли именно сюда? Здесь опасно и здоровым людям находиться, можно подцепить что-нибудь. Даже здешний воздух опасен. Один вздох и насморк не заставит себя ждать. А может что и похуже. Я видел, в углу сидела мышь. Росла с каждой секундой. А потом оказалось, что это комок тараканов, облепивших кость.
— Здесь не задают лишних вопросов. Всем плевать. К тому же труженицы знают много секретов. У мужичков часто развязывается язык. Выпьют вина, и давай изливать свои негодования. Но насчёт грязи согласен. Разве в борделе, который сочетает в себе ещё и курильню, могло быть иначе? За двумя зайцами погонишься, то кабана не поймаешь.
Бенард пытался обнаружить в потолке щель, пропускающую поток шума.
— Хоть воск в уши заливай, — раздраженно сказал он. — Всем плевать, но секреты собирают? Мне кажется, одно исключает другое. Прелестницы с низкой городской ответственностью рассказывают всё Желтозубу. Запугал или же платит серебром. В Мышином узле ничего не проходит мимо него. Половину его бандитов арестовали, а другая… всё ещё на свободе. Как и он сам.
— Я не их клиент, мои тайны в безопасности. Могу спать спокойно. Никто не узнает, что я встаю с левой ноги, когда просыпаюсь, — заверил Грегор. — Знаешь почему Желтозуба называют Желтозубом?
— Из-за серьги в форме жёлтого зуба? — в вопросительной форме утвердил Бенард, не отвлекаясь от рыцаря. — Какие большие. Интересно, они ей не мешают? — себе под нос проговорил он.
Грегор отлип от кружки, немного приподнялся с дивана.
— Верно, но наполовину. Когда я принёс ему микату, разбойничек попробовал её на зуб. Вкус ему не понравился, чуть наизнанку не вывернулся. Поразительное умение. Из него получился бы отменный дегустатор вин. И кстати, у неё обычные уши. Не большие и не маленькие. В общем — хорошие.
— Ага, они немного не дотягивают до размеров лопуха.
— Взял лишнего, не преувеличивай. Хотя бы не с таким умным видом.
— Я не смеюсь, ни в коем случае. Если это не врождённое, то такое может свидетельствовать о воспалении хрящей. Опухоль — всегда скверно, — рассказал белпер и начал взбалтывать склянку. — Значит, вы ходили с золотом к главарю молодчиков Мышиного узла. И он вас просто так отпустил?
— Конечно нет. Встретив его впервые, задал ему вопрос про козла и овец. Он долго пытался проделать в моей голове
