– Да, и ее даже больше, чем нужно. – Тейр провел пальцами по метке мастера Кунца, выдавленной в мягком красном слитке. – Я… слышал про эту плавильню. Очень чистый металл.
– Вот и хорошо. – Сеньор Ферранте повернулся к своим солдатам и снял с пояса кошелек. Высыпал на ладонь горсть золотых монет, поднял ладонь так, чтобы все их увидели, ссыпал назад в кошелек, который отдал их щербатому начальнику для дележа. Солдаты разразились радостными криками.
– Разгрузи мулов, а потом отправь своих людей поесть, – приказал Ферранте лейтенанту. – Мулов отведете за стены к моему конюшему. – Ферранте прошелся вдоль мулов и нахмурился. – Прежде чем пойдете есть, приглядите, чтобы с них сняли сбрую, напоили их и задали им корм. Пусть старший конюх посмотрит, что с задней ногой у бурого. Я хочу, чтобы мои мулы служили подольше.
Ферранте повернулся на каблуках и направился к лестнице в замок.
Под надзором удрученного Тейра голодные солдаты быстро разгрузили мулов и сложили медные чушки на земле возле горна. Рабочие вновь принялись копать. Лопаты с хрустом вонзались в твердую землю. Полоса света все расширялась по мере того, как солнце поднималось выше, добралась до штабеля медных слитков, и его края запылали алым ослепительным огнем. Тейр сглотнул тошноту.
– Я… схожу в нужник, – сказал он, повернулся и, шатаясь, побрел из сада.
Глава 13
Тейр действительно отправился в нужник – к стоку в стене замка за углом конюшни, которым пользовались конюхи и рабочие… Он вышел оттуда, избежав припадка рвоты, которого опасался, прислонился к стенке стойла и слушал, как лошадь неторопливо жует сено. Это соседство немного его успокоило. Животные немы и безгрешны. Однако Бог отверз уста Валаамовой ослицы, дабы она могла свидетельствовать против несправедливости, если верить рассказу брата Гларуса. Но тогда почему же мулы Пико остались немы?
Тейра охватила непонятная дрожь, ему стало трудно дышать. Ненависть. Гнев, как она обозначена в списке семи смертных грехов. Убийство Зильо, младшего сына Пико, описанное с таким равнодушием, язвило его воображение, вызывало чуть ли не больше ярости, чем смерть Ури. Ведь Ури был мужчиной и сам выбрал свою дорогу. Но у лозимонцев не было причин убивать мальчика. Могли бы отшвырнуть его в сторону, связать или еще как-то с ним сладить… Но праведное негодование вдруг угасло – он вспомнил землистое лицо маленького конюха, положенного поперек седла Ферранте. В смятении мыслей он потряс раскалывающейся от боли головой.
Через конюшню он вышел в главный двор. Двое конюхов вывели туда мулов Пико и привязали к кольцам на стене во все суживающейся полосе тени. Они их напоили, сняли сбрую, а теперь чистили и втирали гусиный жир в болячки. Мулы выхватывали клочья сена из положенных перед ним кучек, сердито прижимали длинные уши, покусывали друг друга. Тейр прищурился, оглядывая залитый солнцем двор, ослепительно сверкающую мраморную лестницу. Солнце поднялось совсем высоко. Оно всегда поднимается так быстро по утрам! Напротив у основания северной башни по сторонам маленькой арки стояли двое стражей.
Тейр нащупал за пазухой оставшиеся уши, и поглядел на стражников. На вид они казались бдительнее, чем солдат, который устало дремал перед темницей накануне вечером. Можно ли второй раз воспользоваться сказочкой о проверке решеток и запоров?
Пока Тейр собирался с духом, низенькая дверь под аркой распахнулась, и стражи взяли на караул. Оттуда вышел лозимонский офицер, и за ним три женщины, которые остановились, жмурясь от солнца. Две женщины и девочка, поправил себя Тейр. Первой вышла темноволосая пухленькая матрона лет двадцати пяти в светло-желтом полотняном платье. Вторая, средних лет, была в черно-белом шелковом платье – миниатюрная поблекшая блондинка, рыжеватые волосы, веснушки; лицо, затененное широкополой шляпой, выглядело измученным и осунувшимся. Девочка, почти одного с ней роста, была в светло-зеленом полотняном платье и тугой шапочке, из-под которой на спину падала длинная золотая коса. Она крепко держалась за локоть увядшей дамы.
Офицер сделал им знак идти дальше, растопырив ладони, словно подгонял овец. Нахмурясь, они медленно прошли через двор и по мраморной лестнице вошли в замок. Тейр закусил губу, быстро прошел назад через конюшни и перелез через калитку в сад. Его товарищи отпустили несколько колких замечаний о любителях отлынивать от работы, когда он пробежал мимо кучи кирпича. Но он не успел пересечь и половины сада, когда увидел, что в ворота входят те же женщины по-прежнему в сопровождении офицера. Тейр заколебался, сделал вид, будто выковыривает камушек из башмака. Дама в шелковом платье опустилась на мраморную скамью в увитой виноградом нише – молодая листва уже давала достаточно кружевной тени. Девочка и брюнетка в светло-желтом под руку, точно оберегая друг друга, пошли по усыпанной песком дорожке. Видимо, благородных узниц вывели подышать воздухом.
Надолго ли? Что, если просто подойти к ним? Офицер прохаживался поблизости и, конечно бы, услышал. Смущенный таким улыбнувшимся ему сомнительным случаем, Тейр отступил к кирпичам и начал укладывать новый ряд, внимательно следя за происходящим в саду. Один раз шляпа герцогини обернулась в его сторону, но тут же снова отвернулась. Прогуливающаяся пара остановилась возле ее скамьи. А потом направилась в его сторону. Тейр затаил дыхание. Офицер шагнул было за ними, но передумал и остался ждать возле герцогини, прислонившись к столбику ниши и скрестив руки на груди.
А молодые женщины подходили все ближе. Девочка, наверное, мадонна Джулия, матрона – что-то вроде фрейлины. Кто-то из рабочих вполголоса отпустил сальную шуточку.
– Барашек ли, баранинка, все одно они для стола его милости, – пробормотал его товарищ, кисло улыбаясь. – А нам и объедков не достанется, можешь мне поверить.
– Придержите языки, – проворчал Тейр. Землекоп нахмурился, но – возможно устрашившись роста Тейра – проглотил уже готовый непочтительный ответ, и опять взялся за лопату. Тейр обошел основание горна, прикидывая его размеры с видом начальника. Видимо, в этом он преуспел, так как, подойдя, брюнетка спросила у него:
– Что это вы тут затеяли, милейший? Почему уродуете наш бедный сад?
Тейр наклонил голову в неуклюжем полупоклоне и тут же подошел к ней почти вплотную.
– Строим горн, мадонна, чтобы починить вон ту бомбарду! – Тейр указал на позеленелый горшок.
– По чьему приказу? – спросила она, попятившись.
– Сеньора Ферранте, а то чьего же? – Тейр убедительно взмахнул руками и встал настолько близко, что уже мог понизить голос. Он выпалил:
– Я Тейр Окс. Брат вашего капитана Ури Окса. Меня послал аббат Монреале. Я только притворяюсь литейщиком.
Брюнетка крепче сжала локоть девочки.
– Сходи за своей матушкой, Джулия.
– Нет! – запротестовал было Тейр, но Джулия уже убежала. – Нас не должны заподозрить, что мы разговариваем о чем-то секретном. – Он повернулся и начал указывать то на то, то на другое, будто объясняя, как устроен горн. Рабочие, которые не могли их слышать, смотрели, куда он указывает, и больше не следили за ними любопытными глазами. Тейр вытащил из-под туники маленькое ухо и прошептал в ладонь заклинание, а потом небрежно опустил руку, на мгновение повернув тамбуринчик к своей собеседнице. – Это магическое ухо. Если бы будете говорить в него, аббат Монреале и его монахи в Святом Иерониме услышат вас. Спрячьте побыстрее!
