class="p1">– Муха в машине. На стрёме.
Белобрысое лицо Ярмака багровело волнением. Мысленно Аня сейчас ударяла в него прикладом.
– Дебилы. Лопата в багажнике?
Ярмак замотал отрицательно головой.
– Супер! Мне ее здесь бросить? – Сыч гадливо посмотрел на Аню.
Войнуги обнюхивали новоприбывшего, и Ярмак озирался.
– Так, может, ее к той, к школьнице, – пролепетал испуганно. – Пусть посидят пока в твоем погребе.
Сыч мотнул головой, закусывая губу и подергивая от нетерпения рукой.
– Я ее сейчас прикончу. – Он склонился, всматриваясь Ане в глаза. – Допрыгалась? – Потянул за волосы, принуждая смотреть на него. – Я им твердил, – указал пальцем в землю, – ты вынюхаешь. Твоя тетка была такой же. Упертой стервой. Надоумила дядю рыться в лесу.
– Он предал ее.
– Ага. Предатель – в самую точку. Брат ему доверял. Доверял. А он! – Сыч взглянул на Ярмака обиженно. – Он узнал о могрости и созвал полмира. Возомнил себя благодетелем! Искоренителем зла!
– Что?
– Эге ж. Папаша мой стерег могильник с пятнадцати лет. Глотов чистеньким ходил, бизнес сколотил. А могилы рыл младший братец! Выламывал косточки, нес к дереву и зарывал слуг – им не вздремнуть уже. Нам всем прорости войнугами. Мне, твоему брату. Как папаша мой, выискивать новых жертв. Он выпрашивал пощады у нечисти властной, и меня приучил. Мать даже не вступилась. Приезжаю в грязи, рыдаю, а она: «Вот ты поросеночек!» – съязвил фальцетом. – Полоумная.
– Твой дядя не…
– Мой дядя переоценил свои силы. Нет, – вертел пальцем Сыч у виска, – он колебался какое-то время, покрывал брата, а тут твоя тетка явись. Ее обрюхатили, она опомнилась. Тьфу. А ведь рылась в могилах. В детстве. Разве твоя бабка не призналась, насколько испугалась, что кулон Дины теперь ношу я. Она Дину всегда боялась. Я – темница ее грехов, надсмотрщик. Чем не приемник? – Он потянул цепочку с подвеской. – Все слуги – убийцы. Гробокопатели. – Сыч, потирая ладони, выделил каждое слово: – Дяде я челюсть вырвал, а у Дины – ногу, ниже щиколотки. – Хохотнул безумно. – Пусть бежит теперь.
Аня вскочила и с размаху зарядила ему коленом в пах, неистово лупя кулаком в челюсть. Драться она не умела, а поэтому руку травмировала сильнее, чем ему лицо, но Сыч рухнул с воплем. Войнуги зарычали голодно, запрыгали вокруг беглянки. Ярмак настиг ее уже через минуту. Вскинул ружье.
– Без глупостей! Стой!
– Стреляй! – закричала Аня. – Стреляй! Тупица! Ты слышал? Слышал? Могрости только и нужно, чтобы вы мучились. Все вы – те, кто отнял ее покой.
– Тихо!
– Твои дети. Твоя дочь! Разве ее не жаль?
Выстрел сотряс воздух – Ярмак был на взводе, ружье вело в дрожащих руках. Сыч торопливо вышагивал.
– Выруби эту дуру!
Но Ярмак медлил, испепеляя ее взглядом.
– Дай! – отобрал ружье Сыч.
Она поняла: выстрелит. Закрыла глаза.
– А знаешь, Нюта, милая, – надвигался властный голос. – Ты сослужила пользу. Братец стал сговорчивым. Выкопанная им могила – тебе.
Один из шакалов могрости набросился, вонзаясь когтями в спину. Аня заверещала, развернулась бежать. Повсюду хихикали круговертью монстры, клацали трупные пасти, – покуда резкий звон в затылке не прекратил кошмар.
Очнулась Аня возле дороги, в мокрой траве. Дождь оседал туманом на цветущую степь, молнии ударяли с запада вилами. У раскрытого багажника стояли трое. Внедорожник рыжел глиняными разводами. Сыч о чем-то монотонно рассуждал. Муха и Ярмак поглядывали на нее сконфуженно. Тучи ползли, смыкались синюшным пологом. Аня в ужасе понимала, что дерево уже не поджечь. Сейчас она сожалела. Стоило признаться брату, где могильник, как разорвать связь. Но разорвал бы он?
– Труп не должны найти, – распоряжался Сыч. – И так зачастили из Ямска. Сейчас отвезем ее на кладбище. Нет. В леваде закопаем.
Ярмак сжимал ружье, нервно постукивая носком резинового ботинка. Аня помнила это постукивание. Когда отчим возвращался с завода, Ярмак так же трясся у окна.
– Что ты прячешься за него! – Сыч вновь отнял ружье. – Ярмак, ты выдохни! Никаких выстрелов. Тут полно следопытов. Ни капли крови рядом с могильником, ясно?
Муха и Ярмак переглянулись.
– Придушим, – кивнул Сыч Ярмаку.
Когда тому дошло, что приказывают, Ярмак оцепенел.
Муха попытался возразить:
– Ты хотел, чтобы Витя покалечил девчонку. Если начать шантаж. В обмен…
– Обалдели, да? Ручки марать не хотите? Чистенькие?
Он шагнул к Ярмаку, и тот попятился:
– Только копать мастера? – взъелся. – А мне с моста толкать, в череп бить? На кой вы мне сдались тогда? Только бабосы подавай, а работать кто?..
– Это же Нюта, – вступился Муха, взывая к атрофированной человечности. – При чем она?..
– Нюта? – прошипел Сыч, зверея. – А Таньке камнем приложить можно? Или ты трезвым ни-ни?
– Я не убивал ее! –Муха саданул по дверце. – Я надеялся остановить. Это ты! Ты всё! Ты добивал! И твари эти…
– Вопишь, как баба, – наступал Сыч. – «Всё ты!» – кривил хриплый голос Тани. – «Я не знала, что они задохнутся! Я не хотела их убивать!» Байчуре бы повторила. Ага. Вся в мамашу – рехнутая. Но денежки брала, могилки рыла.
Муха накинул капюшон фланелевой куртки, с силой захлопнул багажник.
– Мы ее не тронем, – отрезал. – Никого не тронем. Ты вконец свихнулся.
Ярмак отвернулся, достал из кармана охотничий нож. Сыч сжал приклад ружья.
– Как вы меня достали. Все достали, – бормотал, – своим осуждением, брезгливостью. Тащитесь ко мне, в глазки заглядываете, а сами вон что: я – псих. Я один, да?
Он вскинул ружье, водя прицелом с Мухи на Ярмака.
– Указывать будете? Осмелели?
Парни переглядывались заговорщиками.
– Ты решил, крутой? – выступил Муха. – Ты без трупных отребьев – рохля.
И Муха пригнулся в броске на Сыча. Грянул выстрел. Ярмак выронил нож на первом шаге, схватился пораженно за грудь. По светлой футболке расползалось алое пятно. Муха сбил с ног Сыча, они завертелись по земле. Сыпались ругательства, хрустели удары. Противники отпрянули в стороны. Сыч отполз к руке Ярмака, поднял нож. В завязавшейся потасовке, Муха вскрикнул, схватился за торчащую рукоять под ребром и начал оседать, скользя влажной рукой по дверце авто.
Сыч поднялся, шаря бессознательно заплывшим взглядом и одержимо твердя: «Так-то, вот так-то». Утерев рукавом кровь с разбитой губы, он поднял ружье; сделал шаг в сторону, но потом вернулся и что силы пнул Муху в лицо. Сопротивления не осталось. В ужасе Аня попыталась ползти – настиг выстрел. Эхо взорвалось цепными снарядами. Сыч за спиной бессвязно ворчал, перезаряжая ружье.
– Стоять! – взревел голос Байчурина.
Новый выстрел сотряс немую округу. Понесся заполошный лай.
Аня обернулась, страшась ответного залпа. Сыч трусливо уносил ноги в заросли леса. Байчурин шагал к ней, чертыхаясь от досады.
– Жива?
– Скорую! – умоляла Аня. – Вызывайте скорую.
Байчурин помог ей подняться. Горестно они приблизились к
