— в окнах соседней пятиэтажки отражалось зарево рассвета. Волкова прервала свой монолог, подняла на меня глаза. Я улыбнулся. Отметил, что Алина нервничала: она пальцем подкручивала на виске локон волос, хмурила брови (и явно принюхивалась к свежему запаху табачного дыма). Барсик прошмыгнул мимо моих ног и запрыгнул на кресло. Кот махнул хвостом — порадовался, что занял моё любимое место. Григалава прервала запись, оторвала взгляд от блокнота — встретила меня дежурной улыбкой. Позади меня смущённо кашлянул фотограф.
Я отчитался перед Алиной, что заварил чай («с чашелистиками морошки»). Волкова кивнула. Сверкнула коленками, одёрнула полы нового халата и поспешила на кухню за чашками.
Журналистка положила на страницу блокнота ручку. Размяла пальцы — продемонстрировала мне свои аккуратные накрашенные белым лаком ногти. Григалава запрокинула голову, хитро сощурила глаза и посмотрела на линзы моих очков.
— Юноша, — сказала она, — Алина упомянула, что вы пишете роман. Она очень высокого мнения о качестве вашей работы. Считает, что в вашем лице мы получим второго Шолохова. Это очень любопытно. Расскажите: о чём будет ваша книга?
Глава 18
Я стоял в центре гостиной, рассматривал сидевшую на Алинином диване журналистку. Григалава запрокинула голову, не сводила с меня глаз. Улыбалась. Я почувствовал в её взгляде иронию и недоверие. Подумал, что корреспондентка «Комсомольской правды» словно дразнила меня. Она будто ожидала: я поведусь на её уловку и докажу, что сочиняю истории не хуже «самого» Михаила Шолохова. Надеялась: заявлю, что Алина меня не зря нахваливала и доложу журналистке о своих планах и задумках.
Григалава выжидающе молчала. Она накрыла ладонями блокнот с записями Алининых рассказов. Я вспомнил о фотографиях, которые мы с Волковой вчера разглядывали. На многих из них видел Дарью Матвеевну. Она там вот так же восседала на диване и улыбалась. Отметил, что Григалава не сильно изменилась с тех времён, когда она брала у Алины интервью в прошлый раз. Разве что появились неглубокие морщинки около глаз; да ещё у московской журналистки с тех пор изменилась причёска.
— О чём моя книга? — повторил я слова московской гостьи. — Вы удивитесь, Дарья Матвеевна, но тему для романа я придумал во время нашей с вами первой встречи. Помните, как мы с вами познакомились? В Москве, в гостинице «Космос». Вот только идею для книги мне подсказали не вы, а ваши спутники: товарищи из Кубы.
— Неужели? — сказала Григалава.
Она забросила ногу на ногу.
— Представьте себе, Дарья Матвеевна. Я посмотрел на наших кубинских гостей и вспомнил слова чилийского поэта Пабло Неруда о том, что языком Кубы является истина. Ещё поэт сказал, что если огонь кубинской революции будет потушен — это станет позором для человечества. В глазах кубинцев я рассмотрел тот самый огонь.
В гостиную вернулась Алина — расставила на столе чашки.
— Вот этот огонь во взглядах наших друзей с Острова Свободы и вдохновил меня на работу, — сообщил я. — В тот же вечер мне пришла в голову идея романа. Как сказал Неруда, Куба является надеждой всего столетия ложной свободы американского континента. Вот это я и докажу советским читателям в своей книге: наглядно, на примере моих героев.
— Интересно, — сказала журналистка. — И кто же ваши герои?
Волкова улыбнулась и снова ушла на кухню — Барсик ринулся следом за ней.
Я посмотрел вслед белому коту и ответил:
— Главный герой моей книги простой строитель по имени Диего Мартинес. Он обычный кубинец: с огнём в глазах и пламенем революции в сердце. В своём романе я расскажу о небольшом отрезке его жизни, в котором нашлось место и для любви, и для подвига. Уверен, что читатели оценят мою задумку. И проникнутся симпатией к моему герою.
Григалава взяла ручку, торопливо чиркнула в блокноте несколько фраз.
Снова взглянула на меня и спросила:
— Иван, так значит: ваша книга будет о Кубе?
Я покачал головой.
— Нет. Об Острове Свободы я упомяну лишь вскользь. Скажу о нём в воспоминаниях моего героя, который любит свою страну, гордится ею и считает её лучшим местом на Земле. В моей книге он хранит верность долгу, Революции и своей стране. А ещё он скучает по дому, мечтает о том, как однажды туда вернётся и обнимет родителей и младших братьев.
Дарья Матвеевна кивнула.
— Задумка достойная Шолохова, — сказала она. — И как вы назовёте свой роман?
— Я назову его «Гренада».
Дарья Матвеевна переспросила:
— Как? Гренада? Это как в той песне?
Она пощёлкала пальцем.
— Я хату покинул, пошёл воевать, — пропела журналистка, — чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…
— … Прощайте родные! — спел фотограф. — Прощайте друзья! «Гренада, Гренада, Гренада моя!»
Дарья Матвеевна стрельнула недовольным взглядом в застывшего рядом с диваном Слуцкого — Олег закашлял, будто подавился собственным пением.
Григалава спросила у меня:
— Почему «Гренада»?
Взмахнула шариковой ручкой, словно дирижёрской палочкой.
— События в моей книге происходят на острове Гренада на юго-востоке Карибского моря в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, — ответил я. — Диего Мартинес вместе с другими рабочими из Кубы строит там международный аэропорт: в то самое время, когда на Гренаду вероломно напали Соединённые Штаты Америки.
Журналистка нахмурилась.
— На Гренаду напали США? — сказала она. — Когда такое случилось?
Я ответил:
— В моей книге американцы вторглись на остров Гренада двадцать пятого октября тысяча девятьсот восемьдесят третьего года.
На лбу журналистки появились тонкие полоски морщин: Григалава вскинула брови.
— Поняла, — сказала Дарья Матвеевна. — Это случится через полтора года: в вашей книге.
Она кивнула и добавила:
— Вы пишете фантастический роман.
Я пожал плечами.
— Можно и так сказать. Моя книга в первую очередь о людях. А ещё: о чести, о верности, о благородстве и о любви.
Вошла Алина — поставила на стол две пиалы с вареньем (с черничным и с морошковым).
— Ваня здорово написал в своём романе о любви! — сказала она. — Я так плакала! Особенно когда Диего разлучили с любимой. Ваня ещё не дописал книгу. И не говорит, чем там всё завершится. Я всё ещё переживаю за бедную Жаклин. Надеюсь, что Диего не пострадает и вместе со своими друзьями прогонит из Гренады злых американцев!
Дарья Матвеевна усмехнулась, отложила в сторону ручку и блокнот. С нескрываемым интересом взглянула на варенье. Григалава разглядывала плававшие в сиропе ягоды морошки, будто гадала:
