ляшской земле, при дворе тамошнего короля Зыгмунта.
– О, я много хорошего слышала о сем государе. Он добрый и ревностный папиман, как и мой брат. Кстати, посмотри на Людвига. Он испепеляет нас взглядом. Ревнует. Он влюблен в меня и намерен на мне жениться.
– А ты?
– Что я? Как скажет мой отец державный Максимилиан, так и будет.
– Но вы же близкие родственники. А в моей стране, например, браки между родственниками запрещены.
– Да, для нашей свадьбы потребуется разрешение святейшего папы. Но, думаю, за тысячу-другую гульденов он согласится на все.
– Что же, получается, согласие папы можно купить?
– Вот чудак! Конечно! За деньги папа отпустит тебе любой грех, даже самый страшный. Разрешит все, что угодно. Деньги, деньги и деньги правят в Роме. Но расскажи лучше о ляшской принцессе Ванде. Хороша ли она?
– Она мне не очень понравилась.
– Вот как? Какой ты разборчивый. А я тебе нравлюсь?
– У тебя же есть жених. Ему ты и должна нравиться. А я человек странный. Нынче здесь, завтра там.
– Фи! Какой ты ханжа, Иван! Не хочу больше с тобой танцевать.
Впрочем, избавившись от Софии, царевич не избавился от назойливого общества. Его тотчас окружили дамы и рыцари и попросили своими словами рассказать о тех невероятных подвигах, что так сладкогласно воспел поэт Демьян.
Ужасно покраснев, юноша пробормотал что-то невнятное и, сославшись на усталость, быстро ушел из залы.
«Ах ты прохвост! – думал Иван, спеша в свою комнату. – Ах ты сказочник! Ужо я тебе!»
Стихотворца царевич нашел храпящим на кровати. Хотел разбудить и выбранить, но потом передумал. Лег на тюфяк и тотчас заснул.
Глава 49
Турниры в замке продолжались неделю. Рыцари сражались конными и пешими, на копьях, мечах, секирах и булавах. По вечерам устраивались пиры и танцы.
София прислала к Ивану придворного портного герра Шнейдера и приказала пошить для гостя одежду на немецкий манер. Русский кафтан царевича раздражал принцессу.
– Когда я с ним танцую, мне кажется, будто я танцую с попом в рясе, – объяснила она.
Баварский король был беднее ляшского. И герру Шнейдеру было далеко до мусью Кутюрье. Поэтому новое платье Ивана оказалось несколько скромнее пошитого в Вышеграде. И шпагу король Людвиг пожаловал только одну.
Однако София и все дамы пришли в восторг.
– Всегда ходи в урюпейском платье, оно очень идет тебе! – сказала принцесса царевичу. – Ты в нем писаный красавец! Аполлон!
На всех состязаниях чужестранец побеждал более опытных и искусных рыцарей. Чем удивлял не только зрителей, но и себя. Юноша и не предполагал, что окажется таким удальцом. Хотя, конечно, не обходилось без синяков и ссадин.
Снова и снова трубили герольды и возглашали, что доблестный принц Иван одержал победу во имя прекрасной принцессы Софии. Ее объявили королевой турнира – королевой любви и красоты. А царевич сокрушался:
– Эх, жаль меня родители не видят! Как они гордились бы мной! Мечами махаться – это не голубей гонять!
По правилам ристаний юноша мог забирать себе коней, латы и оружие побежденных. Но отказывался от такой чести:
– Мне чужого не надо.
И все присутствовавшие сочли, что это весьма благородно и великодушно.
Наконец состязания закончились. В последний день Иван получил из рук Софии высшую награду – золотой венец.
– Никогда еще венец победителя не был возложен на более достойное чело! – объявила красавица.
И миннезингеры многократно повторили эти слова в стихах и песнях.
На вечернем пиру принцесса шепнула царевичу:
– Я отдала тебе не только венец, но и свою любовь. Руку я отдам Людвигу, но знай, мое сердце принадлежит тебе. Оставайся в нашем королевстве. Брат пожалует тебя высоким званием. А я пожалую тебя своей любовью.
– Мне стыдно такое слышать от девицы. А как тебе не стыдно такое говорить? – смутился юноша.
– Не спеши и не отвергай меня, подумай. В октябре я пойду под венец. И после соблюдения всех приличий уже ничто не омрачит наше счастье.
«Надо скорее уезжать отсюда! – решил Иван. – Тут больше нечего делать. Удаль молодецкую я показал, себя потешил. А тешить королевну я не желаю».
Когда участники и гости турнира разъезжались по домам, София велела царевичу и поэту сопровождать ее. Хмурый Людвиг остался в замке.
Карету принцессы окружила толпа поклонников, среди которых путешественники легко затерялись. Но на каждой остановке София требовала к себе юношу и просила его о какой-нибудь мелкой услуге: подать стакан воды, срезать красивую ветку или помочь сесть в карету.
На развилке принцесса и ее свита поехали налево – в сторону дворца Софии. А Иван и Демьян незаметно свернули направо – в сторону границы с Рецией.
Дорога в Рецию проходила через горы, поросшие Шварцвальдом – Черным лесом. Царевич вспомнил о великане Михеле и достал меч-кладенец. Саблей от великана не отобьешься!
Всадники порядочно углубились в лес, который действительно был черным, дремучим и страшным. Дорога поросла травой и мхом, видимо, по ней нечасто ездили.
– Где этот ужасный лиходей? – воскликнул поэт. – За горами, за долами уж гремел об нем рассказ, а нам он не показывается. Может, струсил?
Не успел юноша открыть рот и сказать стихотворцу, чтобы тот не накликал беду, как лес зашумел и затрещал. Широкими семимильными шагами, перешагивая через ели, к путникам направлялся Михель – великан ростом с колокольню в темном камзоле и остроконечной шляпе с широкими полями. Его безобразное лицо по глаза заросло черной бородой. В зубах была огромная трубка, дымившая как сто печей.
– Попался, Иван! – засмеялся Михель, как будто гром загрохотал. И от этого смеха все задрожало, посыпались камни в горах, повалились старые деревья.
– Скачи вперед! – крикнул царевич поэту. – Этому чучелу нужен только я.
– Да, мне нужен только ты! – смеялся великан. – Даже не ты, а твое сердце. Твое живое, горячее, храброе сердце!
И Михель потянул к юноше руку длиной с мачтовое дерево, ладонь которой была шириной с трактирный стол.
«Надо прикрыть Демьяна, – подумал Иван. – Надо задержать злодея и сразиться».
Царевич остановил коня, вытащил из ножен блистающий меч и воскликнул:
– Ну что, лесной упырь! Попробуй, возьми мое сердце, коли сможешь!
Он не чувствовал страха. Наоборот, стало весело и жарко. Казалось, он на турнире, и предстоит увлекательная схватка. Юношу охватил воинственный пыл. И он направил коня на великана.
– Бойся меня! Бойся! – завопил Михель.
С каждым мгновением он делался все меньше и меньше. И в один миг стал ростом с коня и всадника.
– Сдохни, проклятый вурдалак! – крикнул Иван и поразил великана в грудь.
Жуткий вопль раздался над Шварцвальдом. Будто
