лапах всех мустов, но воинов из них не больше, чем пальцев на передних лапах. Они травят зверей, чтоб те бились, и кричат. Вокруг логова ловушки, я их пометил.
— Туда можно забраться?
— Я нашёл на крыше лаз, в нём были твёрдые соты, они не пускали, но я стал рыть и сломал их.
— Куда вы ударите? — крикнула Матриарх, оборачиваясь к семье.
— В места без шкуры, в голову, в шею, где гнутся лапы, — ответили мусты.
— Двуногий поднимет палку?
— Уйдём в сторону…
— Двуногий возьмёт трескучку?
— Отпрыгнем вниз…
— Двуногий достанет коготь?
— Нырнём под лапу…
— Пусть глаза ваши смотрят и видят, пусть уши слушают и слышат, — сурово сказала она, оглядывая вздыбленные холки и блестящие во тьме глаза Дочерей и сыновей, Внучек и внуков, её воинов, её гордость. — Они пришли со смертью в наши земли, так убьём же всех, пусть ни один двуногий не уйдёт! Мы нападём на расс…
Вдруг звучная, тонкая песня чужой битвы коснулась её слуха, и была она как ветер, лижущий огненные скалы, и была она как дождь, бьющий по листьям. От тембра этой песни Мать вздрогнула всем телом и застыла, подобно камню.
— Это муст, что живёт с двуногими, — сказал Йел. — Я предупреждал.
Но Мать даже не глянула в его сторону. Каждый шип, каждая шерстинка на её теле встали дыбом и завибрировали, а соски заныли как в тот день, когда Грей впервые пил её молоко.
— Так вот каков твой голос… — тихо сказала она во тьму. — Значит, Лес привёл меня сюда не просто так, а за тобой. Ты проснулся — и я пришла. О-о-о, я пришла!
Глава 44. Лана
— … и её Чу-у-удовище!
Зал приветствовал уже привычными аплодисментами и поощрительным шумом.
— Я на тебя ставлю, детка! — крикнул какой-то франт с накрашенным лицом и в старомодном котелке.
К ногам авансом шлёпнулось янтарное кольцо, а зверь в руках напрягся, как струна. Он был до крайности взвинчен задолго до боя, и сейчас его особенно тревожили звуки, запахи и яркий свет.
Всё, что в своём калейдоскопе восприятия видела сама Лана, было обострённым, ярким, клиповым, словно состояло из многих осколков, причудливо сложившихся в пёстрый зал, забитый азартными зрителями, ринг с грубо затёртыми потёками крови, вычурного конферансье в кричаще-розовом смокинге на высокой стойке, соперников.
Против неё стояли огромная ксенопантера и мужчина с яйцеобразно вытянутой головой, облачённый в подобие лат, сваренных из решёток, с утяжелителями на ногах и электрическими приводами в перчатках, за счёт которых, скорее всего, костюм-клетка ходил, тормозил и удерживал на цепи зверя. Целый экзоскелет.
— В левом углу ринга — Же-е-елезный человек со своей Чё-о-орной Пантерой! — закричал конферансье, и владелец зверя-противника сорвал глухой намордник с бойца.
Зал ахнул.
Лане кошка показалась неестественной, странной и страшной. На бой выставили больное, возможно заразное животное, слишком большое для Серого и слишком опасное для неё самой. Животное, которого опасался собственный хозяин, тщательно защитившийся, в то время как на ней было одно лишь худи с джинсами, да рюкзак за спиной. Любое движение яйцеголового сопровождалось лязгом, но сам этот человек, — Лана готова была поклясться, — смеялся. Неужели это начались галлюцинации из-за глазных капель? Нет, зрители волновались и шумели больше обычного, а в проходе раздался грохот — это Катерина в кричащем своём наряде уронила поднос с бутылками. Единственное, что мизерно утешило — респиратора на человеке в передвижной клетке не было, а значит, он сам не слишком опасался поросли, покрывавшей кошачью морду пятнами, словно фактурный пушистый лишай.
— Я отказываюсь от боя! — закричала Лана, поворачиваясь к залу, и глазами выискивая Шульгу. — Это неравный бой! Противник под допингом!
Крик потонул в музыке и шуме зала. Не выпуская зверя, она толкнула и потрясла решётку. Увы, надёжно запертую.
Алексей, заведомо обрёкший Серого на проигрыш и гибель, как обычно сидел в вип-ложе с теми людьми, в лицах которых читался достаток и вес. Он посмотрел на неё и по взгляду чёрных глаз, а Лана изучила уже все его взгляды, она поняла, что тот встревожен и даже напуган. Господин в кресле по соседству коснулся его руки и что-то сказал с недовольным видом.
— Бой! — рявкнул конферансье.
Ударил гонг, и человек в передвижной клетке спустил пантеру с цепи.
Тонко запел Серый, оттолкнулся от живота, выскользнув из рук Ланы с упрямой лёгкостью, и длинными прыжками полетел навстречу чудовищному монстру с наростами на голове.
«Прямой удар его сметёт и сразу сломает, — с ужасом подумала она, но перед самым столкновением мозгоед увильнул в сторону так быстро, как мог только он, напрыгнул сбоку, рванул за шею и сразу оказался сверху на ксенокошке, меж лопаток, словно маленький наездник на дьявольском коне. В его глазах не осталось янтаря, теперь там плескалась глубокая, как ночь, чернота — так расширились зрачки.
Пантера, не чувствуя боли, даже не вздрогнув, продолжала нестись на Лану и та попятилась, упёршись спиной в решётку, отделявшую арену от зала. «Ко мне идёт смерть», — вдруг подумалось ей.
Мозгоед обвился хвостом вокруг мощной шеи, упал на морду и впился прямо в нарост. Рванул головой — прочь отлетел кусок зелёной плоти. Пантера хрипло взревела, тормозя, ударила по морде лапой, но мозгоед скользнул под брюхо: рванул, провернул, отскочил, уходя, и повис на решётке.
Крови не было, вместо крови из ран выпадали зелёные наросты, подобные тем, что прорастали глаза, уши и нос пантеры. Та, кашляя, повела головой, выискивая маленького и злого врага, увидела, словно наросты обладали собственным зрением, и ринулась на него. Огромные лапы с острейшими когтями ударили в решётку и та заходила ходуном. Лане казалось, что Серый успел отпрыгнуть. Он тут же вновь напал на кошку с громким и тонким воем, однако, на арену брызнули первые капли красной крови.
Лане в плечо болезненно впились твёрдые, сухие пальцы. С трудом оторвавшись от дикого зрелища, она обернулась.
— Лезь сюда! — сквозь зубы процедил Шульга, протянувший руку между прутьями. — Лезь по сетке, сейчас, быстро!
— Дай пистолет, — сказала Лана, стряхивая ненавистную руку.
— Не дам! — Шульга коротко мотнул головой. — Просто убирайся оттуда, кому говорю?! Перелезай, я тебя поймаю.
— Я не брошу зверя!
— Сдохнешь, дура!
— Чтоб ты первым сдох, подонок!
Им приходилось кричать друг другу, чтобы хоть что-либо услышать в поднявшейся вокруг адской какафонии из криков зрителей, хриплого рёва пантеры и тонких воплей мозгоеда.
— Ты ебанулась или обдолблась? Лезь ко мне, живо! — быстро говорил Шульга, глядя мимо неё на зверей. — Я ничего не знал! Клянусь, я не
