гордыню, изгнали из сердца лютую спесь, испросили бы у Господа мудрости…»
Но это, увы, было не про хана Золотой Орды Тохтамыша.
Как отметил летописец, живший немногим позже свершающихся роковых событий: «Господь всевышний на имя Токтамыша издавна записал несчастье и гибель. Поэтому он, предав забвению благодеяния государя Сахибкирана, собрав войско улуса Джучи-хана из русов, черкесов, булгар, кипчаков из Крыма и Каффы, аланов из Азака, стал выказывать враждебность и в конце года семьсот девяностого, т. е. в год Дракона, в начале зимы, отправился против государя Сахибкирана»[26].
Иными словами, собрав разноплеменное войско, говорившее на десятках языков, хан Тохтамыш вновь перешел условную границу, разделявшую два улуса, и повторно вторгся на территорию Мавераннахра.
Тимур собрал своих принцев, эмиров и бахадуров и встретил Тохтамыша на холмах Анбар-тепа, недалеко от Ачук Зурнука, на полпути из Отрара в Самарканд. Битва была кровопролитной, и Тимур в который уже раз разбил своего врага. За победой последовала погоня. Как же Тимуру хотелось изловить Тохтамыша, остаться с ним один на один, заглянуть ему в глаза, спросить: «Зачем ты делаешь это?! Зачем тянешь нас обоих к пропасти? Ведь ты упадешь первым – не я!..»
Узнав, что Тимур идет по его пятам, Тохтамыш снял осаду с Собрана и ушел с армией в степь. Это была его стихия. Гоняться за ордынским ханом по степи дело было в высшей степени неблагодарное, Тимур прошел часть этих бескрайних расстояний и решил: хватит. Тут ему и донесли, что в Хорасане опять бунт. Стоило появиться в очередной раз Тохтамышу и больно ужалить его, как все небольшие народы, присягавшие ему, Тимуру, сразу поворачивались против него. Никто не хотел держать слово! Надо было что-то делать. Но что? Идти на Хорасан, отрезать тысячам людей головы и складывать из них башни? Тимур был расчетлив и жесток, он презирал большинство людей за их врожденную глупость, но не мог же он истребить весь род человеческий? Это не входило в его планы. Ему нужны были рабы для строительства светлого азиатского будущего под неусыпным оком мудрого султана. Его оком! И поэтому башня из голов – крайний случай! Когда кругом полное непослушание! Жестокий урок тем, кто отказывается понимать истину: «Один Аллах на небе, один султан на земле». Тимур направил подавлять восстание в Хорасане своего сына Мираншаха, правителя Герата. А сам приказал убить сыновей хорасанского правителя – заложников, живших до того в предместьях Самарканда. Решил начать с малой крови, а там как пойдет. С их убийством навсегда прервалась династия царственных Маликов.
Тимур не простил хорезмийцев, но большинство из них он хотя бы пощадил, только в назидание разрушил Ургенч, а сам народ переселил в свои пределы, а вот могулов за то, что они сговорились с Тохтамышем и ударили ему в спину, он не простил и не пощадил. Тимур совершил ряд походов в Могулистан, чтобы на этот раз окончательно подчинить себе кочевников-монголов. Так ему были ненавистны соседи по Чагатайскому улусу, эти бродяги, не знавшие городов, которые частично были к тому же и язычниками, что он издал карательный фирман для своих полководцев: «Бекам идти в степь отдельными группами по разным дорогам. Где бы ни узнали, что там есть человек из моголов, идти туда и уничтожить моголов до последнего». Настал судный день для врагов-кочевников! До самых истоков Иртыша (то есть до самых восточных границ Могулистана) ходили бахадуры Тимура под предводительством Амира Джахан-шаха и Учкара Бахадура, вырезая врагов и грабя их земли подчистую. Добро и юных дев только и забирали они. Как красноречиво заметил хронист об этой дальней вылазке: «Таким способом рассеяли население Могулистана и взяли бесчисленно много добычи, пленили девушек и, с победой возвратившись, присоединились к государю Сахибкирану». А таких крупных отрядов чагатаев было немало! И для всех звучал один приказ: «Истребить по дороге всех!» Что ж, когда-то Могулистан терроризировал Мавераннахр и выжимал из него все соки, теперь пришла для них очередь поменяться местами.
А еще Тимуру хотелось найти хана-могула Камара ад-Дина, так долго портившего ему кровь, и наказать его – показательно да пострашнее. Но Камар ад-Дин словно чувствовал на великих степных расстояниях гнев своего могущественного соседа-врага, словно слышал его проклятия, несущиеся по степям Семиречья, и был неуловим. Тимур еще не знал, что на этот раз Камар ад-Дин скроется в степях навсегда и уже никогда не вернется. За ним будут гнаться чагатайские бахадуры, переходить реки, пересекать степи, проникать через ущелья, но все тщетно. И никто не принесет его, Камара ад-Дина, голову, как это было с Вали-беком или Али-беком Джаникурбани, и никто не расскажет Тимуру, жив бывший хозяин Могулистана или мертв.
Он просто исчезнет из жизни Тимура[27].
Могулы, кто не убежал сразу от меча Тимура, погибли в этот год и в сражениях, и в своих кочевьях, и на тщетном пути к запоздалому спасению. Все их добро, в том числе и то, что когда-то было вывезено из Мавераннахра, перекочевало обратно в Самарканд. Последнюю кровопролитную битву провел царевич Умаршах, который прикрывал тыл своего отца, пока тот уходил все дальше в степи. Гордый и честолюбивый, как и положено быть принцу-воину, Умаршах пуще других мстил за свое поражение и бегство. Он разгромил армию могула Коплан-бека, его, взятого в плен, обезглавил, его обширный улус разорил, все добро отправил домой в Андижан.
Отец мог бы гордиться своим наследником.
Летописец отметил: «И душа Тимур-бека успокоилась на Джете» (второе название Могулистана). Но это было не совсем так. Душа Тимура не могла быть спокойна. В эти месяцы непрерывных стычек с могулами и другими смутьянами, мешавшими ему строить свою великую среднеазиатскую империю, Тимур серьезно мог думать только об одном человеке. И этим человеком был не Камар ад-Дин. Мысли государя занимал хан Тохтамыш, владетель действительно великой империи, которую он, Тимур, с такой виртуозной легкостью и помог создать ему.
И которого он, Тимур, однажды назвал сыном. И может быть, сам от широты души отчасти поверил в это…
3
Весной 1390 года по всем землям, подчинявшимся Тимуру, был разослан фирман: «Собраться бекам областей, туменов и тысяч, явиться даругам всех областей!» Государь собирал великий курултай, который мог означать только одно – великую войну. Предположение скоро подтвердилось, потому что был издан и второй указ: «Подробно и точно перечислить, сколько человек относится к каждому беку и сколько человек он подготовит в день для войска». Судя по масштабам призыва, война предполагалась колоссальная.
Приказ о подсчете исполнялся очень строго – бахшии
