природе», что громовой камень неплохо взрывается, если быть недостаточно осторожным и допустить его поджиг.
Из «Узоров», Эйрих выяснил, как именно мидийцы применяли свой «водный огонь» – они помещали смесь в тонкостенные глиняные горшочки, поджигали их и метали во вражеские корабли, а пламя от них продолжало гореть даже на воде, поэтому корабли уничтожались надёжнейшим образом.
Эйрих посчитал, что его идея применения иудейской смолы намного надёжнее и эффективнее, потому что на море он воевать не планировал, но, тем не менее, можно было что-то придумать с поджиганием городов…
Покупка баснословно дорогого громового камня же была обусловлена необходимостью экспериментов. Возможно, что он придаст неких новых свойств иудейской смоле и позволит полностью раскрыть её сокрушительный потенциал, но это выяснять он будет уже дома, в спокойной обстановке.
– Может, тебя заинтересует горная соль? – спросил довольный Агафон.
– Едва ли, – покачал головой Эйрих. – Значит, ты хочешь сказать, что вы уже давно производите «мидийский водный огонь»?
– Я ничего не хочу сказать, – усмехнулся грек. – И нет, «мидийский водный огонь» у нас считается наследием старины. Выходит, что ты следуешь старому рецепту?
– У меня свой рецепт, – произнёс Эйрих. – Но было бы интересно узнать, чего добились вы.
– Не в моей власти раскрывать подобные тайны… – развёл руками Агафон. – Скажу лишь, что если твой рецепт подобен мидийскому, то ты напрасно разбазариваешь громовой камень. Есть, скажем так, лучшие способы его применения в рецепте.
– Понимаю, – вздохнул Эйрих. – Что ж. Был рад увидеться и заключить выгодную сделку.
– Взаимно, – поклонился Агафон. – Слышал я, что ты скоро покидаешь город?
На зафрахтованных[55] кораблях уже несколько дней размещаются грузы и люди, что было непростым делом, ведь судовладелец занимался зерном и его трюмы не были приспособлены к транспортировке живых людей и их пожитков.
Удалось неплохо сэкономить тем, что переданных консулом рабов и табун лошадей отправили по суше, в сопровождении сотни легионеров-инструкторов и тридцати дружинников Эйриха. Вели их старший дружинник Хродегер и надёжный человек Русса – центурион Тит Скавр. Эйрих разрешил им использовать коней из стада для верховой езды, чтобы легче было отлавливать пытающихся сбежать или отражать возможные атаки снующих по южному берегу отрядов варваров. Для этого пришлось купить сбруи и сёдла, но это не напрасная покупка, хотя в племени можно было купить намного дешевле.
– Да, – не стал отрицать очевидный факт Эйрих.
– Когда-нибудь мы с тобой увидимся, – уверенно произнёс грек. – Возможно, даже обменяемся рецептурами «огней».
– Возможно.
Грек покинул палаты Эйриха, а мальчик вернулся к прерванным размышлениям: он с нетерпением ждал возможности отправиться в первое в его этой и прошлой жизни морское путешествие. Оно обещало быть интересным и запоминающимся.
/10 ноября 408 года нашей эры, Адриатическое море/
Ни на миг не прекращающаяся качка корабля, резкий и вездесущий запах морской соли, вонючая смола, ляпающая руки, стоит только опереться не на то место, противно кричащие чайки, тошнота, головокружение и медленно ползущее вперёд время – это вещи, от которых невозможно избавиться во время плавания на корабле.
– Проклятое море… – прохрипел Эйрих, вытирая рот рукавом. – Альвомир, дай мне выпить…
Гигант, прекрасно чувствующий себя на палубе, более того, наслаждающийся необычным и необременительным путешествием, передал ему бурдюк с разбавленным вином. Эйрих сделал несколько глотков, прополоснул рот, после чего вернул бурдюк Альвомиру.
Всего три дня в море, а Эйриху уже очень сильно хочется на берег, чтобы под ногами ничего не качалось, чтобы не мутило, ну и вынужденное бездействие, наконец-то, прекратилось.
Изначально он планировал, что будет писать свою книгу, но из-за кинетоза,[56] как назвал эту болезнь раб Ликург, тяжело даже держать в руках перо, но ещё тяжелее связывать мысли между собой.
Всё, что Эйрих напланировал на это время вынужденного бездействия, теперь пошло псу под хвост, поэтому ему только и оставалось спать и страдать.
Болезнь, по заверениям Ликурга, несмертельна и пройдёт в течение пары дней после возвращения на земную твердь.
Один из моряков вылил блевотину Эйриха за борт, после чего начал драить палубу тряпкой и морской водой из второго ведра – мальчик опрометчиво позавтракал сразу после подъёма, поэтому рвать ему было чем.
Вернулся на корму, где располагался балкон с местом для судоводителя и знатных пассажиров – Эйрих, как раз, такой. На лежаках, приколоченных к палубе, валялись Эрелиева, Альбоина, Феомах, а также Татий – их тоже скосил кинетоз, беспощадный к новеньким на море.
«Но как с этим справляются остальные?» – задался вопросом Эйрих. – «Альвомир – этот ладно, его даже не каждый удар топором по шлему выводит из равновесия, но моряки и кормчий…»
У Галена о кинетозе нет ничего, врачеватель, видимо, если и освещал этот вопрос, то точно не в трактате «О назначении частей человеческого тела».
Рухнув на мягкий лежак, Эйрих закрыл глаза – это немного помогает.
«Как напиться?» – подумал он. – «Жара, рвота, головная боль – лучше бы пошли посуху».
От прямого жара спасал навес над балконом. Судоводитель и главный человек на корабле, Нумерий Панса, лежал на самом удобном ложе из доступных и с ленцой поедал засушенные фрукты, запивая их разбавленным вином.
– Всё ещё не полегчало? – с той же ленцой осведомился Панса, бросив взгляд на Эйриха.
– Нет… – ответил тот.
– Значит, пройдёт после того, как сойдёшь на землю, – пожал плечами судоводитель. – Эй, Спартак, освежи курс!
Эйриху сейчас было не до любопытства, поэтому он даже не стал открывать глаза, чтобы посмотреть на то, как навигатор будет делать свою работу. Потому что Эйрих уже решил для себя, что больше он на корабль, без веских причин, не взойдёт. Отправлять других – сколько угодно, но сам – ни ногой.
«Три-четыре дня и мы на суше…» – подумал Эйрих.
Волевым усилием заставив себя не думать, мальчик постепенно заснул.
/14 ноября 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Далмация, г. Салона/
Бледный Эйрих, потерявший за последние дни несколько фунтов веса, сел на земную твердь и довольно улыбнулся. Рядом с ним рухнула Эрелиева, а за ней и Татий.
Альвомир смотрел на них с искренним сочувствием во взгляде – грозный снаружи, гигант был очень добрым и сентиментальным внутри, поэтому сострадал Эйриху и остальным, мучимым кинетозом.
– Наконец-то… – прошептал Эйрих, после чего понял, что это было опрометчивым действием.
Опрометчивым потому, что после этого он испытал очередной приступ рвоты, сложился пополам и извергнул разбавленное вино на мощёный причал. Это послужило условным сигналом для Эрелиевы и Татия, последовавшим его примеру. Феомах продержался целых две минуты, но, увидев, как Татий извергнул из
