там за поворотом? Не бояться. Не бояться идти, пробовать, искать. Как хорошо, что Лариса сказала: «А с тобой мне ничего не страшно». И вот вышли они из той московской калитки, а за ней – поле. И озеро, и простор. И они наконец-то взялись за руки и пошли вперед.
= 45 =
Самая сложная неделя на работе. Последняя рабочая неделя в году. Какой тут Новый год? Бухгалтер кричит, что у нее вылезает кредиторская задолженность и нас всех посадят, постоянно звонят клиенты, которым фирма должна отправить товар до Нового года и закрыть все накладные, таможня не выпускает грузы, нужно срочно платить поставщикам, а платить нечем, потому как не заплатили клиенты. Дурдом без конца. Все на фирме друг от друга прячутся, но где тут прятаться. И все врут друг другу.
– Антон, что ты мне-то лепишь горбатого? Я ж не Волгоград!
– Привык.
– Ври вот лучше Ирке, – вырвалось у Юли. И к чему она только про это вспомнила?
Тут же в менеджерской воцарилась тишина. Всем интересно было, как ответит Антон.
После итальянской вечеринки стало ясно, что Ирка наконец-то достигла цели. Не зря, стало быть, надето было белое платье. И хотя первоначально цель была значительно масштабней, Антон тоже был неплохим уловом.
Юле стало неудобно. И кто ее за язык тянул? Ну, правда, устала она. Но ведь Антон точно знает, что груз не придет. Так зачем говорить клиентам, что придет обязательно, вот прямо в начале следующей недели, все подробности у логиста Муравьевой. А дальше: нас все время нет, мы все время в командировках. А Муравьева – вот она. Ей никуда ездить не нужно. Она исключительно офисный работник.
– Так Ирке врать неинтересно, она же всему верит. Сама врет, не переставая, – беззлобно отозвался Антон.
Тьфу! Что за работа!
– Муравьева! – приоткрыл дверь Грязев. – Быстро ко мне!
Господи, ну что всем от нее нужно?
Юля вошла и прикрыла за собой дверь.
– Садись.
Начало не предвещало ничего хорошего. Стало быть, песочить будут долго. А что еще шефу оставалось? От него лично уже ничего не зависело. Он уже тоже сам всем позвонил. Перед клиентами извинялся, банки умолял дать денег, партнеров – отгрузить товар.
– Слушай, Муравьева, я все сделал, что мог. Товар отправили.
– Ну вы же знаете, на таможне очередь.
– И я знаю, и ты знаешь, можно и вне очереди. У тебя же есть личные связи.
– Я тоже звонила и тоже просила.
– Ну?
– Обещали.
– Ну ты ж понимаешь, что это ни о чем.
– Ну мне что? Отдаться, что ли?!
– Не надо, зачем! – испугался шеф. – Итальянца им пообещай!
– О господи. Ну что вы говорите?!
– Да сам не знаю. Горит контракт, ты же понимаешь! Горит!
– У меня есть ощущение, что мы выкрутимся… – Юля не хотела обнадеживать, но все же сказала.
– Да? Вот спасибо тебе! Знаешь, я вот тоже чувствую, что-то все-таки должно произойти, и все закончится хорошо. Миллениум же. Как думаешь?
– И я так думаю.
– Чаю хочешь?
– Нет.
– Итальянца твоего забыть никак не могу. Вот живет себе человек совершенно другими категориями. Мечтал быть поваром – и стал! Ты вот мечтала слушать, как таможенники матом ругаются?
– Ну они не все время ругаются.
– Я образно. Вот ты кем мечтала быть в детстве?
– Водителем троллейбуса.
– Ну… Это когда ты не соображала ничего. А потом?
– Потом в институт поступить. Хотела быть студенткой, не важно где. И у нас ведь коллектив хороший. А то, что нравится крестиком вышивать, так это можно и после работы.
– А ты крестиком вышиваешь?
– Нет, это я образно. Вот у меня мать на пенсию пошла, они квартиру продали, купили дом во Владимирской области, и она картины рисует.
– Карандашом?
– Маслом.
– Да брось ты!
– Да. Море. Рисует только море. И не потому, что она любит море, а потому, что любила в Русском музее на Айвазовского смотреть. И вот у нее море разное. Вид с берега, вид с корабля. В шторм, в штиль.
– Счастливая.
– Да.
– Но нам же до пенсии далеко. Вот послушал я твоего Карло.
– Марко.
– Да, точно. И подумал. А почему нельзя просто делать, что сердце просит? И за это получать деньги? Почему я должен ждать вечера или, не дай бог, пенсии.
– А вы знаете, чего хотите?
– А я бы приют для бездомных собак организовал.
– Благородно.
– Да не в том дело, мне нравится.
– И что, вот все бросите?
– Нет, конечно. – Грязев вздохнул. – Вот и думаю я про твоего Марко. Насколько они свободнее. О чем ты? Как я могу все бросить? У меня алименты, жена молодая, шубы, ногти. – Грязев замолчал и надолго уставился в окно. Юля не понимала, это сигнал к тому, что разговор закончен или только начался?
– Тебе сколько лет?
– Тридцать шесть будет.
– Не мало. А почему не замужем?
– Была. Не срослось.
– Но ты ничего не упустила. Вот что главное? Нужно жить на всю катушку. Не в черновик, а сразу набело. Широко.
– Ну по-разному случается. У меня есть сестра Люба. Она как раз всегда от души и по зову сердца. Так влюбилась в авантюриста-афериста, теперь он ее квартиру продал.
– И ей жить негде?
– Нет. Эта квартира под сдачу была.
– Вот видишь. Все в этой жизни не просто так. Кругом знаки. Отобрали квартиру, чтобы ей ясно было и про этого пацана, и про нее. И она теперь сделает выводы.
– Я надеюсь.
– Конечно.
– А вот что мне делать… – Он поймал испуганный взгляд Юли. – Нет, бизнес закрывать не буду. А вот про жену свою красивую думаю. Дурак я. Сын у меня такой парень замечательный, и так нам вместе интересно. Да и Марина моя – разве плохая баба? И вполне даже симпатичная. И чего меня потянуло? Вон Маточкин. Женился и сразу всю зарплату на счет жене перечисляет. Слыхала?
– Ну да, что-то из той серии, вот она дома сидит, их ребенка воспитывает, и чтоб у нее комплексов не было.
– Так и правильно, ни у нее комплексов, ни у него возможностей. И будут себе люди поживать долго, дружно и счастливо. М-да. Деньги порой развращают, ты теряешь почву под ногами, тебе кажется, что вот ты сейчас король. И нужен, стало быть, дворец. И королева к дворцу. Молодцы твои родители, уважаю. Только все нужно еще раньше. Это в идеале. Времени жаль. Время-то несется… Все, Муравьева, иди. Звони своим друзьям на таможню. Обещай подарки новогодние. Прямо с нажимом обещай. Пусть сообразят, что это
