Да, мы с Малкольмом никогда не ладили, постоянно препирались и ругались, стараясь уколоть друг друга побольнее. Да, мы не могли провести наедине и нескольких минут, чтобы не начать собачится, но… На протяжении всех этих лет, он ни разу не поступил подло, не подставил и не высмеял меня на людях. И как бы мне ни хотелось это признавать более верного соратника, чем мой самый злейший враг у меня никогда не было.
— Что ты хочешь взамен? — спросила я, прекрасно понимая, что просто так Малкольм мне помогать не будет. Да и весь этот разговор, его участие и понимание — все это он делал лишь только потому, что ему от меня что-то нужно. Ну и еще потому, что ему не хотелось расстраивать дядю Фила.
— А вот это правильный подход, — широко улыбнулся Малкольм, встал и вышел в приемную.
Через распахнутую дверь, я видела, как он приблизился к своему столу, взял лист бумаги и что-то на нем написал. Свернул в несколько раз и только потом вернулся обратно и снова опустился в кресло.
— Здесь, — Малкольм помахал в воздухе сложенным в несколько раз листом бумаги, — имя человека, который имеет непосредственное отношение к расследованию убийства леди Нейрос.
— Это дело ведет старший следователь Алан, — буркнула я. — Я это и без тебя знаю.
Малкольм только фыркнул насмешливо.
— И как ты собиралась искать преступника, если банально не знаешь, что вообще происходит. Старший следователь, без сомнения, фигура значительная и с ним надо считаться, поскольку именно на нем держится все дело, но… — Малкольм покачал головой, глядя на меня насмешливо и как-то укоризненно, что ли, — он не единственный человек в управлении полиции.
— Но я сомневаюсь, что он сообщает какие-то сведения кому-то еще. Слишком громкое дело.
— Возможно, но… как же быть с постовыми и констеблями, которые приезжают на место преступления. Или… — Малкольм снова помахал в воздухе своей запиской, — как быть, например, с магами-криминалистами, которые осматривают место преступления? Об этом ты не подумала?
А у меня сердце сразу ухнуло куда-то в желудок, а затем вдруг подскочило и забилось в горле. И жарко так стало, и дыхание перехватило. А ведь Малкольм прав. Сто, нет, тысячу раз, прав. На место убийства леди Ариэллы ведь приехало много полицейских. И криминалисты там точно были, об этом еще и Мартин говорил. И потом…
— Что ты хочешь взамен? — хрипло произнесла я, не в силах отвести взгляда от белого прямоугольника у него в руках.
— Послезавтра в ратуше состоится бал, — сухо произнес Малкольм. — Я должен там быть. И ты будешь меня сопровождать, танцевать все положенные танцы, вести себя мило, скромно, как воспитанная барышня.
Я скривилась. Плата, честно признаться, была не запредельная. Да, я не очень любила такие мероприятия, но время от времени посещала балы вместе с дядей Филом, так что ничего особенного или невыполнимого, Малкольм от меня не потребовал.
— Зачем тебе моя компания?
— Мне нужно там быть, — скривился Малкольм, — это важно. Но на такие мероприятия не ходят в одиночестве, а моя сопровождающая… — вот тут он как-то погрустнел и даже глаза отвел на миг. — В общем, так получилось, что мне не с кем пойти, а тут ты подвернулась. Очень удачно, надо признать.
— Идет! — выпалила я, больше не раздумывая, подскочила с места и вырвала вожделенную записку из его пальцев. — Послезавтра можешь за мной заехать, я буду готова к назначенному времени. Буду вести себя тихо и мирно, как самая воспитанная барышня в Тайре. И даже потанцую с тобой положенных три танца. Обещаю!
— Вот и замечательно, — Малкольм кивнул, поднялся из кресла и протянул мне руку. — Идем.
— Куда?
— Покормлю тебя, — вздохнул секретарь дяди Фила.
— Я и сама в состоянии…
— Да-да, я в курсе. Опять купишь какую-нибудь гадость, а потом станешь жаловаться мистеру Сольеру на мою бесчувственность и невоспитанность.
— Неправда! — взвилась я. — Я никогда не жаловалась на тебя дяде.
Малкольм только усмехнулся в ответ и потащил меня к выходу из приемной. Достал из кармана ключ, отпер дверь и вытолкал в коридор.
— И потом, — произнес он, когда запирал приемную уже с другой стороны, — мне интересно, что ты собираешься делать дальше.
— Ты сейчас о чем? — с подозрением прищурилась я, разглядывая своего давнего врага.
— О том, что у тебя в ридикюле.
Мне оставалось только вздохнуть и послушно ухватиться за услужливо подставленный локоть. Спорить и брыкаться уж точно не собиралась. Меня обещали покормить, а это, признаюсь честно, в данный момент было весьма актуально.
— Ну, показывай, — нетерпеливо произнес Малкольм, когда мы устроились в уголке небольшой уютной ресторации и сделали заказ.
Местечко это было давно и прочно облюбовано всеми работниками редакции, я и сама не была исключением. Милое и уютное заведение располагалось неподалеку от здания «Голоса». Сюда можно было прийти всей семьей, пригласить на свидание девушку или же просто зайти пообедать. Готовили здесь очень и очень неплохо и не драли с посетителей запредельные суммы.
Я опять вздохнула, для чего-то огляделась по сторонам и открыла ридикюль. Первыми на свет были извлечены письма.
— В них нет ничего интересного, — проинформировала я Малкольма, выкладывая стопку конвертов на столик. — Я просмотрела не все, но… обычная переписка. Новости, сплетни, пожелания здоровья и всякая разная чушь, которую молодые девушки пишут своим подругам, вроде восхищения новой шляпкой или кружевной отделкой на платье.
Малкольм нахмурился, перебирая исписанные листы, кусал губы, вчитываясь в строчки.
— И, правда, — вздохнул он, откладывая письма в сторонку. — Ничего интересного. Не думаю, что леди Нейрос могли убить таким варварским способом только из-за того, что она знала о тайном воздыхателе леди Антиетты Голкомб. К тому же, если мне не изменяет память, эта леди уже года два как замужем. Может дело в этом?
— Подозреваешь шантаж? — поинтересовалась я без особого энтузиазма. Сама в первую очередь подумала о том же, но потом отмахнулась от этих мыслей.
— Кого и чем тут шантажировать? — фыркнул Малкольм. — Здесь ни имени не называется, ни грязных подробностей не описано… так, девичий лепет. Ничего серьезного, просто письма. Даже не знаю, зачем леди Нейрос их хранила.
— Вот и я не знаю, но думаю, что на самом деле они совершенно не имеют значения. Может, были дороги ей как память о времени, проведенном в закрытой школе? Говорят, после выпуска, ученицы подобных заведений испытывают особую привязанность друг к другу, вроде как вместе прошли боевое крещение.
— Ага, — фыркнул Малкольм, — ниткой и иголкой. В таких школах девушек учат вышивать, писать отвратительные акварели и говорить о погоде по три часа кряду. Сомневаюсь, что в этой школе могло произойти нечто из ряда вон выходящее. Разве что эта леди Голкомб случайно порвала нотную тетрадь какой-нибудь своей подруги по несчастью и не призналась вовремя, свалив всю вину на привидение.
