Явно удовлетворенная случившимся, сестра Имприматур повернулась и нырнула под стойку в поисках бланка заявления. Поэтому она исчезла из поля зрения, когда вошел доктор Манганиз со свежим номером «Оружия и боеприпасов» под мышкой. Секретарь плакал теперь нормально, раскачиваясь взад-вперед и потирая ранеными пальцами рубцы на ногах.
— Норрис! Что здесь происходит?
Имприматур поднялась из-за стойки:
— Я первая. Ждите своей очереди.
— Черт возьми! — пробормотал ректор и повторил те же слова, когда сообразил, каким образом воинствующая монахиня связана с муками Норриса. — Кто вы такая?
— Сестра Имприматур, настоятельница монастыря Милосердных сестер и школы Пресвятой Марии для девочек, епископство святого Беды.
Манганиз представился:
— Доктор Манганиз, ректор университета «Золотой Запад».
— Хирург или терапевт?
Ректор медленно досчитал до десяти. Он не должен ссориться с этой женщиной. Под ее началом множество школьниц, а школьницы — это потенциальные студентки. Что она сделала с Норрисом? Он наблюдал муки секретаря со смешанным чувством. Норрис не слишком ему нравился. Вероломный человек, лояльность и раболепие которого зависели от регулярных поставок ему журнала «Оружие и боеприпасы». Ректор принимал его в расчет только потому, что Норрис занимал один из ключевых постов в университете.
— Норрис, — позвал он всхлипывающего негодяя, — когда закончишь со своим делом, не поможешь ли сестре Имприматур?
— Благодарю вас, мистер Манганиз, — сказала Имприматур, отыскав наконец бланк и шлепнув его на стойку. — Я пришла записать одну студентку, очень обещающее создание. Надеюсь, с этим проблем не будет?
— Ни в коем случае, сестра. Мы всегда охотно принимаем девочек из Пресвятой Марии. Отличные студентки. Давайте подпишу заявление. Это ускорит процесс.
— Прием заявлений закончился в десять часов, — прохныкал Норрис из противоположного угла.
— В таком случае, Норрис, возобнови его на одну минуту. Это называется — проявить инициативу. — Ректор нацарапал свою подпись, одарил Имприматур елейной улыбкой и удалился.
Сквозь слезы Норрис заметил, что он не оставил ему журнал «Оружие и боеприпасы». Скотина.
— Фамилия — Псюшка, — окликнула Норриса Имприматур, — Гленда Псюшка. Мисс. Средневековая литература.
Норрис кряхтя приблизился:
— Средневековая литература?
— Да.
Даже сквозь завесу слез Норрис осознал всю важность заявления мисс Псюшки и собрался было возразить, как вдруг увидел в окне рысящего через двор ректора с «Оружием и боеприпасами» под мышкой. Скотина.
— Давайте бланк, сестра. Я помогу вам его заполнить.
— Так-то оно лучше.
— Это называется — проявить инициативу.
Дэниел уже отъезжал, когда через стоянку на всех парусах принесло сестру Имприматур. Он заглушил мотор.
— С этим все в порядке, — задыхаясь, сказала Имприматур и вложила подтверждение о Глендином зачислении в крагу Дэниела. — Когда начнем?
Дэниел изучил бумагу. Бог мой! Подпись ректора! Как ей это удалось?
Имприматур угадала его мысли, но выглядела она, как обычно, суровой.
— Пришлось наказать чиновника, но под конец он оказался вполне полезным человеком.
Дэниел решил ни о чем больше не спрашивать.
— Начнем, как все, в следующий понедельник. В каком кабинете, еще не знаю. Я вывешу объявление, — Дэниел еще не пришел в себя от мгновенных перемен в своей судьбе. — Извините, я немного не в себе, я ведь думал, что с моей карьерой покончено. Наверное, должен благодарить за спасение вас.
— Конечно, — сказала Имприматур. — У тебя передо мной огромный долг. Хочешь знать, как его отплатить?
— По правде говоря, я об этом еще не подумал, но если могу что-нибудь для вас сделать…
— Я хочу покататься на мотоцикле.
— Правда?
— Правда. Я не ездила на «Триумфе» почти тридцать лет. Когда-то я пасла коз на монастырском пастбище на старом «Тигре-70». Ну как? Можно?
— Конечно, — сказал Дэниел. День выдался такой странный, что ничто уже его не удивляло. Он слез с Могучего Мотора, нагнулся и откинул под задним сиденьем подставки для огромных ног монахини. Но когда он поднялся, Имприматур уже плюхнулась в водительское седло и резво нажала на стартер. Могучий Мотор немедленно ожил, и выражение неподдельного удовольствия разлилось по ее румяному лицу.
— Вам нужен шлем! — прокричал Дэниел.
— Ерунда, — ответила Имприматур, — на капюшон все равно не налезет. Садись и держись крепче!
Дэниел уселся позади Имприматур, и едва его зад коснулся сиденья, как Могучий Мотор рванул и стал мощно набирать скорость. Свернув на Госсарт-роуд, Имприматур быстро разогнала «Триумф» до разрешенной скорости, а потом помчалась еще быстрее. Они проскочили через парк к Ботаническому саду и свернули на тихую дорогу, ведущую вдоль реки к городу.
Счастливая монахиня устроилась в седле пониже, слегка наклонилась, переключила передачу и дала газ. Могучий Мотор рванул вперед и вписался в первый поворот. Имприматур резко притормозила, переключила на третью скорость и, мастеровито выровнявшись на полном ходу, направила ревущий мотоцикл к зигзагообразному повороту. Направо, потом налево, подставки для ног чиркают по земле, резкий тормоз, снова газ, переключение передачи с третьей на четвертую, все быстрее и быстрее, навстречу им несется набережная, и Имприматур дожидается последнего момента, чтобы бешено повернуть «Триумф», который, удерживаемый рьяным сцеплением шин, скользит, выпрямляется и несется дальше.
Следующие мили были самыми освежающими в жизни Дэниела. Монахиня была ловка и сильна, и когда она то так, то этак швыряла мотоцикл, Дэниел обхватившими ее внушительный стан руками чувствовал, что от нее исходит радость. Дэниел висел за Имприматур на мчащемся мотоцикле, и им овладел вдруг глубочайший покой. Судьба его всецело находилась в чужих руках, и не было никакого смысла думать о том, куда едет мотоцикл и доедет ли он туда. Это не имело никакого значения. Ничто не имело значения. О нем побеспокоятся. Прильнув к широкой спине монахини, Дэниел зародышем свернулся в теплом тихом воздухе, а ее развевающаяся на ветру ряса окутала его шлем и очки. Он пребывал в темноте в какой-то мягкой теплой утробе и, слушая удары своего сердца, ожидал собственного рождения.
Бессант заметил первым:
— Опять этот мотоцикл! Помнишь, в прошлое воскресенье, с клоуном и собакой? Кажется, едет сюда.
Глаза Морана сузились, он прислушался.
— На этот раз он труп, — поклялся молодой полицейский и вышел на середину дороги. Приняв позу стрелка, Моран обеими руками ухватил радар и нацелил его туда, где на повороте должен был показаться шлем мотоциклиста. Он сжал зубы, кровь стучала в его висках. — Давай, давай, крошка! Папочка тебя ждет.
