А впереди нас ждет то, к чему я совершенно не готова.
Поэтому я кидаю на пол свой рюкзак и звоню маме.
Глава тридцать девятая
— Ты здорова? — спрашивает мама, бросаясь ко мне. Онаподбегает к креслу, где я сижу, сжавшись в комок под одеялом, пытаясьотгородиться от внешнего мира, и машинально дотрагивается до моего лба тыльнойстороной ладони.
— У меня нет температуры, — шиплю я, сбрасывая ее руку. — Яабсолютно здорова, просто мне нужна твоя помощь.
Мама делает шаг назад, теперь она возвышается надо мной, всвоем деловом костюме и на каблуках, воинственно уперев руки в бока.
— Ты прогуляла школу, оставила мне пять голосовых сообщенийи три эсэмэски, вытащила меня с показа, и все это потому, что тебе нужнапомощь? Неужели это не могло подождать до вечера?
Теперь она раздражена, но я-то знаю, что очень скоро ейпредстоит испытать совершенно другие чувства.
— Нам нужно идти в полицию, — спокойно говорю я, толькоголос у меня звучит немного глухо из-за шерстяного одеяла, подтянутого к самомурту. Я отбрасываю его прочь и сажусь.
— Ради всего святого, зачем нам...
— Я знаю, кто это сделал. Знаю, кто похитил Джонаса. Я ихвспомнила.
Неудивительно, что мамино лицо искажается от ужаса иизумления.
— Их?
— Да, их. Мужчину и женщину. Я их и сейчас вижу. Я могупомочь полиции разыскать их.
— Успокойся, милая, — говорит мама, опускаясь на дивансправа от меня. — Расскажи мне, что случилось.
— Я точно не знаю, — начинаю я. — Мы с Люком поехали вмагазин, чтобы купить еды на обед, я сидела в машине, а какая-то женщиназаглянула в окно минивэна, и ее лицо вдруг превратилось в другое лицо, извоспоминания. Я вспомнила женщину, которую видела в тот день.
— Расскажи мне все, что помнишь, — шепчет мама, подавшисьвперед и прижимая ладони ко рту.
— Это была женщина, она заглянула в окно с моей стороны. Онапоказалась мне очень милой. Она улыбнулась и помахала рукой, как будто зналаменя. Папа только что отошел за тележкой, и я знала, что он сейчас вернется. Ячувствовала себя в полной безопасности. Женщина жестом попросила меняоткрыть... — Голос у меня обрывается, и слезы градом льются из глаз.
Это я во всем виновата.
— Все нормально, детка, — шепчет мама, глядя меня поволосам. — Ты не сделала ничего плохого;
— Нет, сделала! — рыдаю я. — Я разблокировала двери! Неуспела я это сделать, как какой-то мужчина, которого я не заметила раньше,распахнул дверь с другой стороны и схватил Джонаса. Я закричала, но они ужеубежали, сели в свой минивэн и отъехали.
Воспоминание всей тяжестью падает мне на плечи, и этотмноготонный вес заставляет меня снова сжаться в комок. Я натягиваю на лицоодеяло и плачу до тех пор, пока у меня не кончаются слезы.
— Ш-шш, — снова и снова приговаривает мама. Я не знаю, сможетли она любить меня теперь, узнав, что это я погубила Джонаса.
А потом я вдруг вспоминаю все остальное.
Я погубила не только Джонаса.
Но и Люка.
И тогда, так тихо, что маме приходится наклоняться, чтобырасслышать, я рассказываю ей о том, что случится в будущем из-за того, что ясегодня вспомнила лица похитителей.
О том, как из-за меня погибнет Люк.
Я говорю маме, что это случится примерно через пять илишесть лет, судя по моему отражению в зеркале заднего вида в незнакомомавтомобиле, на улице незнакомого мне города. Люк будет со мной.
Я сжимаю в руке мятый клочок бумаги с нацарапанным на немадресом. Мы ждем, когда кто-то появится. Нам обоим любопытно. Мы хотимубедиться, а потом сообщить в полицию.
Мужчина выходит из богатого дома, сложенного из красновато-коричневогопесчаника. Мы следуем за ним.
На мужчине хороший костюм, поддельные модельные туфли ияркая куртка, он нисколько не похож на убийцу детей, но я знаю правду.
Мужчина сворачивает с булыжной мостовой в переулок, потомныряет на узкую улочку. Мы беспечно идем за ним и приходим в себя только тогда,когда шумный город, только что казавшийся таким безопасным, вдруг исчезает. Мыповорачиваем назад, но уже поздно.
Мужчина нас заметил.
Он знает, что мы здесь.
— Че надо? — орет он. Кажется, он пьян или под кайфом. Вовсяком случае, он нетвердо стоит на ногах.
В первые секунды мы молчим. А потом я веду себя какпоследняя идиотка из фильма ужасов: слова сами собой вылетают у меня изо рта,вопреки паническому желанию загнать их обратно.
— Ты украл моего брата! — с напускной уверенностью кричу я.
— Лондон! — хрипло шепчет Люк, сжимая мою руку. Люк умнееменя, он сразу понимает, что я натворила.
— Значит, вот ты как думаешь, да? — переспрашивает мужчина,делая шаг в нашу сторону, отчего меня пронзает ужас.
Где же люди?
Теперь я каждой клеточкой своего существа знаю, что мы всмертельной опасности. Мы все сделали неправильно.
Кажется, именно это называется идиотской беспечностью.
Мужчина жует зубочистку, лениво гоняя ее из одного угла ртав другой, словно ему плевать на все на свете.
Люк инстинктивно делает шаг вперед, пытаясь заслонить меня.Теперь нас отделяет от мужчины не больше пяти шагов.
— Идем отсюда, — тихо говорю я Люку, пытаясь справиться сужасом. Потом делаю шаг назад и тяну его за руку.
Тогда мужчина, не говоря ни слова, лезет себе за пазуху,шарит под пиджаком, и я вижу, как тяжелеет его рука.
У него в руке пистолет.
Я дрожу всем телом, рассказывая маме об этом, а онасдвигается на самый край дивана, чтобы взять меня за руки.
Мой мобильный жужжит, извещая о получении текстовогосообщения, и мне не нужно даже смотреть на экран, чтобы догадаться, что это отЛюка. Но сейчас мне не до него.
— Все нормально, продолжай, — говорит мама.
И я рассказываю ей, как мужчина наставляет на нас свойпистолет и рука у него совсем не дрожит. Разумеется, похититель детей можетбыть вооружен. Что в этом удивительного? Как же мы могли быть такими идиотами?
— Теперь я не могу вас отпустить, верно, ребятки? —спрашивает мужчина, и глаза у него становятся узкими и темными. Злыми.
Он делает еще один шаг, и, наверное, Люк раньше меняпонимает, что сейчас произойдет, потому что он делает нечто героическое. Илиглупое.
Он выпускает мою руку, толкает меня в сторону выхода изпереулка и громко кричит:
