Затем он послал в Адрианов монастырь старца Исайю с письмом. Игумен Лаврентий знал, что монахи в Адриановом монастыре уже давно живут невоздержанно, предаются пьянству. Не видя другой возможности исправить их, он решил им поставить условие. Старец Исайя должен был собрать в монастыре собор во главе с игуменом Порфирием и зачитать им письмо такого содержания: «Если желаете про отца своего начальника игумена Адриана узнать, где его мощи почивают и поныне, то, Бога ради, оставьте в обители хмельное питие и до конца откажитесь от пиянственного обычая, и тогда отец наш игумен новой пустыни (Ильинской. — Е.Р.) Лаврентий про такое великое духовное дело подробно расскажет вам. Если же его духовного совета не послушаете и пиянственный обычай до конца не оставите, то игумен Лаврентий никакого совета и дел по этому великому поводу никогда с вами иметь не будет, отныне и до века» (РГБ. Унд. № 273. Л. 30–31).
Услышав такую весть, игумен Порфирий и все иноки воздели руки к небу и обещали отказаться от пиянственного жития, призывая в свидетели своему покаянию преподобного Адриана Пошехонского и Пресвятую Богородицу. Тогда старец Исайя повелел игумену Порфирию ехать на совет к игумену Лаврентию в Ильинскую пустынь. Радостно встретив Порфирия, игумен Лаврентий преподал ему краткое назидание: «Отцы наши начальники игумен Адриан (Пошехонский. — Е.Р.) да старец Леонид не питались разными сладкими яствами и хмельным питием, строя дом Пречистой Богородицы (то есть монастырь. — Е.Р.). Но насыщались они словами божественного писания, всенощными стояниями, непрестанным постом и молитвами. А еда их была былие и немного хлеба с водой, да и то в установленное время. А если бы не совершали они такой подвиг поста и молитвы, то не распространилась бы обитель их». После такого справедливого поучения, игумен Лаврентий вручил Порфирию духовную «память» (рассказ) старца Ионы. Узнав обо всем, игумен Порфирий поехал в Москву бить челом царю Михаилу Феодоровичу о разрешении на обретение мощей преподобномученика Адриана.
Патриарх Филарет, посоветовавшись с царем и со всем церковным собором, дал игумену святительскую грамоту с благословением искать мощи святого Адриана. А тем временем в Ильинской пустыни игумен Лаврентий размышлял, где же погребены святые мощи, ведь могила преподобного уже давно сравнялась с пожней (покосом). Поклонившись кресту на куполе храма и прочитав молитву «Достойно есть», он в полутора саженях с южной стороны от дерева начертил своим посохом предполагаемое место раскопок, но до патриаршей грамоты не решился их производить. Когда игумен Порфирий вернулся в свой монастырь, он созвал собор, на который пригласил еще одного игумена — Серапиона из Никольского Тройского монастыря. На соборе решили начинать раскопки. 16 декабря, во второй день Филиппова поста, игумен Порфирий с братией, священниками и диаконами пришел на реку Ухру. Игумен Лаврентий был тогда в отъезде.
Отслужив панихиду под рябиной, игумен Порфирий повелел копать там, где раньше отметил место игумен Лаврентий. Земля была мерзлой и с трудом поддавалась. Как только сняли первый слой земли толщиной в пядь (ладонь) и принялись за второй, пошла земля с остатками сгнившего дерева толщиной в три пальца. Сняв еще под древесной гнилью пядь земли, монахи обнаружили мощи. Но стояли и сомневались, то ли они нашли, ведь копали не под самой рябиной. В этот момент вернулся игумен Лаврентий. Увидев мощи лежащими открыто и непокровенно на земле, он повелел принести из хлебни «хлебную чашу» (чашу, в которой подавали хлеб) и положил в нее мощи. Покрыв их покровом, он отнес их в теплую трапезную и сказал инокам: «Не скорбите, Бога ради, братия. По вере вашей да явит нам Бог достоверно мощи преподобного отца нашего начальника Адриана» (Там же. Л. 37 об.).
На всякий случай игумен повелел продолжить раскопки у самого дерева. Монахи прокопали с северной и южной стороны от рябины траншею в полторы сажени, а с восточной и западной стороны — в сажень. И не нашли ничего, кроме нетронутой «матерой земли». Наутро игумен Лаврентий пошел в церковь к заутрене. Здесь он помолился святым иконам и решил зайти в трапезную. Взяв свечу, он снял покров над мощами и стал их рассматривать. Мерзлая земля вся стаяла и обнажила мощи. Игумен увидел, что на главе у мощей сохранился венец волос на три пальца в ширину и длину. Волосы были черного цвета, какими они были изображены на иконе преподобного Адриана, написанной по рассказам людей, знавших преподобного при жизни. Сохранились также остатки власяницы и других одежд святого, сделанные то ли из золотого атласа, то ли из узорчатого бархата.
Сердце игумена «обрадовалось великой радостью» в тот самый момент, когда он увидел мощи. Теперь у него были неопровержимые доказательства, что обретено искомое сокровище. Он созвал братию и сказал, что Господь явил им мощи преподобного. Монахи, положив мощи в раку и покрыв их покровом, понесли их на своих головах в Адрианов монастырь. За пять поприщ от обители их встречали братия Адриановой пустыни и жители окрестных сел с женами и детьми. Отпев панихиду, раку с мощами установили с правой стороны Успенского собора Адрианова монастыря. Так преподобный, претерпев мученическую кончину, через много лет возвратился в свой монастырь и был прославлен как святой и чудотворец. Оказалось, что не рябина, а мощи святого, положенные в землю как «небесный испеченный хлеб», исцеляли приходивших к ним людей.
Глава 9
Монастырская трапеза
Устав о благочинии
С давних времен на Руси бытует поговорка: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят». Уставы разных общежительных монастырей действительно сильно отличались друг от друга. Но, несмотря на все отличия, существовал ряд общих строгих правил, которые составляли основу порядка в любой киновии. К таким правилам относилась обязательная общая трапеза: все от игумена до послушника должны были есть за общей трапезой и ничего, даже питьевой воды, в своих кельях не держать.
Это правило сильно отличало киновию от особного монастыря, где каждый питался отдельно, сообразно своему личному достатку, а также от сюита, где монахи получали продукты у настоятеля, но готовили себе еду каждый отдельно и питались в своих кельях, за исключением больших праздников.
Одинаковыми для всех монахов были и правила поведения за общей трапезой. Первое и основное — всегда оставаться довольным предложенной «ествой»: «что ти поставят, о том не роптати». Пища и питие полагались всем одинаковые и в равных количествах. Иноки приступали к еде только после того, как игумен «возложит руку на брашно или питие». Все сидели молча и внимательно слушали чтеца, который по благословению настоятеля читал жития святых или творения святых отцов. За смех и разговоры в трапезной в Волоколамском монастыре наказывали епитимьей в 50 поклонов или одним днем сухоядения. Говорить за трапезой разрешалось только настоятелю, келарю и служебникам, да и то только о необходимом.
За столом каждый смотрел перед собой, а не по сторонам, у другого брата ничего не брал и своего перед ним не ставил, чтобы не ввести соседа в грех чревообъядения. Тех же, кто проявлял неуместное любопытство или заботу о другом иноке, по уставу Волоколамского монастыря, наказывали одним днем сухоядения или епитимьей в пятьдесят земных поклонов. Инок должен был знать «свой довол» (свою меру) и «не припрашивать», а также «не просить потешения (утешения, какого-нибудь лакомства. — Е.Р.) или пригаринок» (того, что пригорело и не подавалось на стол). В случае, если сам трапезник (служащий за трапезой) предлагал добавку или какое дополнительное блюдо, полагалось тихо и смиренно отвечать: «Божия воля, господине, и твоя!» Если инок не хотел добавки, то говорил: «С меня, господине» (то есть с меня довольно, господин).
