Открою ли окна, вгляжусь в очертанья — и лезвие бриза скользнет по гортани.
Ф.-Г. Лорка …Ну вот. Послезавтра нам в Ларь уходить, а тут, как нарочно, эти приперлись. С Выселок. И пива притащили. Прознали откуда-то, что я пиво люблю.
Талька – тот сразу к ним. Я просто диву дался – считай, всего неделю назад они к нам с дубьем приходили, а теперь – лепшие кореша. Хотя это для меня всего неделя прошла, а для них всех…
Черт их принес! Пиво пивом, да не лежит у меня сейчас душа к застольям. Всего ничего, как мы Черчековых парней и Боди похоронили… Но, с другой стороны, гости-то эти ни при чем. Небось и не знают о наших битвах. Ну и не надо им знать.
Ладно, думаю, посидим, Черчековых ребят помянем, земля им пухом… я потом Болботуну с Падлюком в подвал пива снесу, пусть разговеются…
А Талька – рот до ушей.
– Пупырь! – кричит. – Привет, Пупырь! Тут к нам дядя Бакс из командировки вернулся! Помнишь, я тебе еще про него много рассказывал?
Пацан – что с него возьмешь? Хоть и маг он теперь, или как это у них (вру – у нас) называется…
Колдун.
Колдун Талька. Разгонятель туч.
Тут подходит ко мне этот самый Пупырь.
– Здрасьте, – говорит, – дядя Бакс. Удачи вам на жизненном пути.
Во-во, думаю. И счастья в личной жизни.
Остальные чуть поодаль стоят. То ли боятся, то ли стесняются. Интересно, что им Талька про меня наплести успел? И какой я этому Пупырю дядя?!
– Здорово, – отвечаю, – племянничек. Человек человеку – друг, товарищ и Пупырь. В гости зашел?
– В гости, – улыбается.
А мне не до улыбок сейчас. Как вспомню серпы эти проклятущие…
– Ладно, – киваю, – садитесь, раз пришли. В ногах правды нет.
Подошли. Сели. Молчат. А садятся-то, господи! – все рядком и все одинаково. Чисто гимназистки. Как тогда, в кабаке. Один Пупырь на меня скосился, подумал-подумал – и сел чуть по-другому. Ага, понимаю, видать, не в первый раз сюда ходит. Кой-чего поднабрался.
Сидят, значит. Молчат. Я получше пригляделся – смотрю, Пупырь хоть и улыбается, а сам смурной какой-то. Словно точит его изнутри.
Молчим.
– А у меня друг пропал, – Пупырь говорит, – Юхрим-печник. И бондарь наш, отец Валонги, тоже пропал. И кабатчик. Да еще двое, уже с Ближних Выселок. Люди говорят – их Боди забрали. А может быть, и не Боди. Вы их случаем не видели?
И в глаза мне заглядывает.
Вот оно что, оказывается… то же, что и у нас, – только с другой стороны.
– Нет, – отвечаю, – не видели.
А сам глаза отвожу. Тошно мне стало – дальше некуда. Выходит, и сами они здесь не знают, кто из них – Равнодушный, а кто…
Молчим. Ветерок над головами шебаршит.
– Ладно, – говорю, – мужики, чего зря зады просиживать… Давайте выпьем. Только пиво мне ваше сейчас не пойдет. Мне чего покрепче надо. Вы тут располагайтесь, а я сейчас…
И пошел к Черчеку за самогоном.
Принес.
– Кто, – спрашиваю, – со мной первача тяпнет?
Эх, чуть не ляпнул – за упокой!
Мнутся. То ли не положено им, то ли я не так предлагать должен.
– Вот, – исправляюсь я, – Люди Знака, самогон, на Переплете настоянный. Про него в любой Книге непременно записано. На первой странице большими буквами. Ну-с, кто желает по стаканчику во имя и прочее?
