Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 200
С верхней точки горбатого моста Гривано созерцает дрожащий воздух над зданиями впереди: это поднимается к небу тепло от печей стекольных заводов, постоянная температура в которых поддерживается неделями и даже месяцами. Рядом с мостом причалены и ожидают разгрузки баржи с ольховыми дровами.
Фонарщик ведет его мимо церкви Сан-Пьетро-Мартире к небольшой, но даже в этот час многолюдной площади. Куда ни глянь, здесь повсюду рабочие-стеклодувы — краснолицые, покрытые сажей, с налитыми кровью глазами, словно они только что вернулись с поля битвы. У колодца в центре площади один работяга внезапно накидывается на другого, сопровождая брань ударами тяжелых кулаков по его голове и плечам. У атакующего предплечье — видимо, обожженное — толсто обмотано тряпьем; избиваемый совсем молод, почти мальчишка. Когда он падает, противник продолжает наносить удары ногами, пока лицо жертвы не превращается в кровавое месиво. Только после этого двое дюжих парней неторопливо, как бы нехотя, вмешиваются и растаскивают их в разные стороны.
— Вот, дотторе, — говорит мальчишка, останавливаясь перед ничем не примечательным двухэтажным зданием, — это «Саламандра».
Гривано дает ему несколько медяков и отсылает прочь. На здании нет никаких вывесок, как нет и ставней, которые заменены прямоугольниками чистого зеленоватого стекла; сквозь шторы просачивается свет. В двери тоже есть окошко, но стекло в нем ярко-оранжевое с полупрозрачным алым силуэтом ящерицы в центре. Дверь с готовностью распахивается от легкого толчка.
Он не знает, чего ждать в таком месте — пьяных картежников с кинжалами на изготовку или полураздетых шлюх, — но внутри все тихо и спокойно. Просторная комната с восемью столами освещается несколькими масляными лампами и пламенем камина у дальней стены; старуха-хозяйка и, вероятно, ее взрослый сын обслуживают посетителей за длинным прилавком; под потолком развешены колбасы, окорока и прочие копчености. В углу молодой человек перебирает струны лютни и мурлычет мелодию без слов. С полдюжины рабочих расположились тут и там; кто-то ест, кто-то потягивает вино. Гривано с порога замечает двух нужных ему людей, но не сразу проходит вглубь помещения, дожидаясь, когда старуха примет у него трость и мантию.
— Не откажетесь от супа, дотторе? Могу предложить отменную колбасу. И жареного фазана.
— Еды не нужно, только вино.
Гривано усаживается за свободный стол. И тотчас же к нему со шляпой в руке приближается мастер-стекольщик Серена.
— Мое почтение, дотторе.
— Приветствую вас, маэстро. Не составите компанию?
— Благодарю, дотторе. Позвольте представить вам моего старшего сына Алессандро.
Это мальчик двенадцати или тринадцати лет. Лицо серьезное, на руках заметны мелкие шрамы — следы контактов с раскаленной печью. Кланяется уважительно и с достоинством. Взгляд — как у взрослого мужчины, и Гривано на мгновение вспоминает собственную юность: ему и Жаворонку было примерно по столько же, когда они отправились с Кипра в Падую. Но в ту пору они еще не умели держаться с такой спокойной уверенностью.
— Ты помогаешь отцу в мастерской? — спрашивает Гривано.
— Да, дотторе.
— Он также учится в школе августинцев, — говорит Серена. — Делает успехи.
Широкой ладонью он ворошит каштановые волосы мальчика. Только сейчас Гривано замечает, что у него отсутствуют кончики трех пальцев, которые завершаются многоцветными узелками рубцовой ткани.
— Тебе нравится учеба, Алессандро? — спрашивает он.
— Нет, дотторе.
Серена смеется:
— Ему больше по нраву работа со стеклом. Он считает учебу бесполезной тратой времени. Кое в чем я с ним согласен. Например, святые отцы заставляют его учить латынь и придворный язык. А зачем? Для торговца полезнее знать английский, вы согласны? Или голландский.
При этих словах мастер бросает на Гривано многозначительный взгляд, заставляющий его насторожиться.
— Это языки, на которых общается знать, маэстро, — говорит Гривано. — А торговцы хотят поставлять свои товары знати, разве не так?
— Торговцы хотят иметь дело с теми, у кого есть деньги и рынки сбыта, — говорит Серена. — Как у англичан. И у голландцев.
Пока Серена усаживается на стул, подставленный его сыном, Гривано украдкой бросает взгляд через комнату. Зеркальщик Верцелин не покинул свое место рядом с камином. Теперь он наклонился вперед и положил голову на стол, но Гривано опознает его по характерному дрожанию ног.
Серена между тем выкладывает на стол плоский сверток:
— Вы дали мне превосходные чертежи, дотторе. Очень четкие и детальные.
— Да. Только делал их не я.
Серена улыбается.
— В таком случае передайте мой поклон вашему другу-чертежнику, — говорит он и, перегнувшись через стол, понижает голос. — Я понимаю, почему ваш друг желает оставаться в тени. Не каждый возьмется за такую работу. По нынешним временам тем более.
— Хотите пойти на попятную?
— Я сделаю все, как договаривались, дотторе. Но мне придется быть особо осмотрительным при выборе помощников. Как вы знаете, с некоторых пор в патриархате набрали силу — как бы точнее выразиться? — ревнители благочестия. И рвение их растет день ото дня. За это, разумеется, мы все возносим хвалу Господу. Однако многим из нас становится не по себе, когда вещи, ранее считавшиеся безобидными чудачествами, вдруг объявляются ересью. Я сталкиваюсь с этим и у себя в мастерской. Поэтому надо быть очень осторожным. Для этой работы потребуется еще и мастер-медник, которому можно было бы доверять. По счастью, у меня есть такой на примете.
Гривано кивает и собирается ответить, когда со стороны очага доносится громкий вопль. Верцелин резко откидывается на спинку стула, вертит головой и что-то невнятно выкрикивает, а затем снова распластывается на столе. Лютнист бросает на него сердитый взгляд, но не прерывает игру.
— Он пьян? — спрашивает Гривано.
— Он безумен.
Гривано смотрит на Серену, старательно изображая удивление. Мастер пожимает плечами.
— С ними такое случается, — говорит он.
— С кем?
— С зеркальщиками. Они сходят с ума. И никто не знает почему. Возможно, это у них наследственное.
Гривано снова глядит на Верцелина. Тот перекатывается лбом по столу, расплескивая вино из стоящей тут же кружки.
— Он еще в состоянии работать? — спрашивает Гривано таким тоном, словно эта мысль только что пришла ему в голову.
Серена не спешит с ответом. Вместо этого он откидывает в стороны складки белого холста, в который завернут лежащий перед ним предмет.
Под холстом обнаруживается дыра в столешнице. То есть так кажется Гривано, но когда он наклоняется вперед, ожидая увидеть в отверстии ноги Серены, его глаза вместо этого видят потолочные балки, а затем лицо — его собственное лицо, — причем с потрясающей ясностью. Чтобы сохранить равновесие, он упирается рукой в поверхность стола.
Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 200
