— Сначала мы жили в лагере для беженцев на окраине. В основном там были взрослые. Примерно одного возраста. Стариков среди них не было, зато были дети.
Он замолкает, словно погружаясь в воспоминания.
— Что произошло потом?
— Потом была большая ссора. Вода постоянно прибывала. Люди боялись за свою жизнь и пытались выжить, как могли. Многие погибли. Их сдуло в воду и унесло течением. Ураганы разрушили большую часть лагеря, и едва дождь ненадолго закончился, большинство выживших разбежались кто куда. В конце концов остались лишь мы.
Бенджамин замолкает и бессильно машет рукой в темноту.
— И что вы делали?
— Мы оставались в лагере, пока была еда. Последнее, что мы съели, это больную собаку. Мы забили ее камнями и поджарили на костре. Тогда мы поняли, что пора уходить. Когда собачатина закончилась, собрали все полезное, что оставалось в лагере, и ночью ушли. Первое время мы держались в городе. Там еще оставались люди, но они обезумели от голода и болезней, и встречаться с ними было смертельно опасно. Мы прятались по углам среди руин. Потом какое-то время жили в подвале, пока его не затопило дождем. Затем перебрались в школу. Мы постоянно искали еду. Иногда нам везло и удавалось откопать в кучах хлама что-нибудь съедобное. Тогда у нас был праздник. Когда нам не везло, мы охотились на крыс. Нас было гораздо больше, чем сейчас.
— Что случилось с остальными?
Бенджамин молчит и гладит по спине Демона, словно прося прощение за то, что только что рассказал.
— Многие умерли.
— От чего?
— Наверное, от болезней.
— Каких?
Бенджамин пожимает плечами.
— Понятия не имею.
Мы сидим и молчим. Наконец я задаю вопрос, который давно уже вертится у меня на языке:
— Когда мы были в городе, слышали странное пение. Мы думаем, что какие-то люди работали в подвале и пели. Ты что-нибудь о них знаешь?
Бенджамин снова пожимает плечами, пару раз кашляет и говорит:
— Нет, не знаю. Мы решили покинуть город. Там было слишком опасно. Мы перебрались на свалку. Но какое-то время жили здесь на ферме.
— Я подозревала, — говорю я.
Бенджамин кивает.
— Пока не пришли вы, — продолжает он и кривовато улыбается.
— Так это ты перетащил меня из подземного туннеля в постель?
Бенджамин кивает.
— Мы едва успели за ночь его починить, — говорит он.
— Куда вы отправились потом?
— Когда мы поняли, что вы никуда не уйдете, вернулись на свалку. Там было неплохо. На свалке много полезных вещей. Мы вырыли просторную пещеру, в которой спасались от дождя и солнца. По ночам некоторые из нас совершали вылазки в город, охотились на крыс.
Я киваю.
— И вот вы снова здесь.
Бенджамин смотрит на меня и зевает.
— Да, теперь мы снова здесь, с тобой, Юдит.
— Спокойной ночи, Бенджамин, — говорю я и целую мальчика в лоб.
* * *
СЦЕНА 22. УТРО. ПЕРЕД ДОМОМ.
ДИНА, ЮДИТ, ДЭВИД, ГАБРИЭЛЬ, БЕНДЖАМИН, ВЕНДЕЛА, ОСТАЛЬНЫЕ ДЕТИ, (ЩЕГОЛ).
Все выстроились в большой круг на площадке перед домом. В центре стоит Дина.
ДИНА: Мы с Юдит считаем, что нужно готовиться к худшему. Мы должны составить план. Если обстоятельства вынудят нас спасаться бегством, нам придется куда-нибудь отправиться.
ДЭВИД: У нас же есть навес в лагере. Там мы будем в безопасности.
ЮДИТ: Этого недостаточно. Только пока не начнется дождь.
ДИНА: У нас есть плот. Он все еще там, где мы его оставили.
ГАБРИЭЛЬ: Вы разве не помните, как там было трудно? Чистое везение, что мы выжили.
ЮДИТ: Нужно его переделать. Построить крышу над всем плотом, еще кое-что доделать.
Изображение на экране теряет четкость.
ЩЕГОЛ (за кадром): Габриэль, с камерой опять что-то не так.
Габриэль оборачивается и идет к камере. Через какое-то время изображение вновь становится четким, и Габриэль возвращается на место.
ДЭВИД: Возможно, вы правы. Нужно построить дом на плоту.
ЮДИТ: Точно! Если нам удастся превратить плот в плавучий дом, мы сможем забрать с собой свиней.
* * *
Бенджамин учится у Дины вырезать даты. Вскоре он пробует сам и с гордостью показывает ей свою работу. Он уже выучил дни недели и цифры и теперь самостоятельно заботится о календаре.
— Среда, первое апреля, год первый, — торжественно провозглашает он утром.
Я стою на веранде и наблюдаю, как черную хватку ночи ослабляет грязно-коричневый рассвет. Рассматриваю безжизненные поля за изгородью. Слышу пыхтение Умника и Дорис, роющихся в земле. Теперь они свободно разгуливают по двору, а ночью спят в хлеву. Похоже, они довольны своей новой жизнью.
Вдруг до меня доходит: первое апреля! Как давно это было. Я чувствую радость, оживляюсь.
— Гляньте, вон грузовик с мороженым! — кричу я и показываю пальцем в поле.
— А что это такое? — спрашивает Бенджамин, другие дети тоже смотрят на меня вопросительно.
— Это такой большой автомобиль, в котором полно мороженого. Оно очень вкусное.
Дети выстраиваются в линию и смотрят в ту сторону, куда я показываю.
— Где? Где? — галдят они.
— Первое апреля — никому не верю! — кричу я и смеюсь над собственной шуткой.
— Не-э, ты же просто шутишь, — разочарованно произносит Бенджамин.
— Первого апреля принято всех обманывать, — объясняю я. — Разве ты не знаешь?
Бенджамин качает головой.
— Я ничего такого не помню, — говорит он.
Глядя на разочарованные детские лица, я чувствую угрызения совести. Глупая вышла шутка.
— Поиграем в одну игру? — предлагаю я.
— А что такое игра? — спрашивает Крошка Вторник.
— Ну, это когда играют во что-то. В гараже я видела набор для крокета. Я вас научу.
Мы устанавливаем воротца и распределяем молотки, я показываю, как нужно играть. Бью по деревянному шарику, и он катится через первые два воротца.
— Нужно провести шар через все воротца до колышка.
Я показываю каждому, как нужно бить, становлюсь за спиной и держу руки так, чтобы молоток послал шар в нужном направлении. Кричу от восторга, когда шар попадает в воротца. Мы играем уже долго, но я понимаю, что игра забавляет лишь меня. Дети послушно выполняют все, что я говорю, но выглядят серьезными. Наконец Бенджамин собирается с духом и спрашивает, зачем мы все это делаем. У меня нет ответа.
