«Самострелы это, стало быть! – сразу же смекнул бывший минцмейстер. – Задел Стёпка верёвку, вот в него и пальнуло! Эх, Стёпка, пропащая головушка!»
Единственным ножом и руками, в кровь раздирая пальцы, он вырыл могилку своему недавнему спасителю. Смастерив крест из двух палок, Серафим поставил его в изголовье. На него он повесил шапку стрелецкого головы, доставшуюся Курову по воле случая.
– Прощай, Степан! – сказал Негожий на прощание, не сдержав скупую слезинку. – Не поминай лихом своего верного сотоварища! Не суждено тебе было на воле нагуляться, ну да не моя в том вина!
Нахлобучив шапку, он поправил на плечах своё нехитрое хозяйство, запахнул стрелецкий кафтан, и побрёл в неизвестность по петлявшей среди деревьев охотничьей тропинке.
Вслед нахальному пришельцу грозно бросила с сосны пустую шишку матёрая белка, равнодушно наблюдавшая с высоты за недавней трагедией. Ветер гулял в вершинах деревьев, обещая скорое лето с засильем комаров и гнуса. Вскоре лишь громкие трели птиц да барабанная дробь неугомонного дятла временами нарушали тишину этих диких мест, ещё не осквернённых присутствием людей с запада.
Глава XXIII. Степановский сыск
После кумарской осады маньчжуры ещё долго не отваживались побеспокоить отряд Онуфрия Степанова. Однако казачий атаман не почивал на лаврах, а всегда был готов к отражению нового удара.
Дурные вести пришли неожиданно, и принесли их торговцы-гольды с Уссури.
– Однако много русских убили в стойбище Илька! – по секрету сообщил ему один из гостей, пригласив к себе в походный чум. – Десятка три, а может, и больше наберётся!
– Откуда же они там взялись? – спросил Онуфрий, не выдавая волнения. – Али какие люди гулящие или кто?
Отрицательно покачав головой, хозяин чума налил себе чистой воды из берёзового туеска.
– Сказывают, из Якутска они пришли! – сказал гольд, прищурив левый глаз. – Хотели дань собрать с гиляков, а те воспротивились второй раз ясак давать!
Поблагодарив за новости, Степанов вышел на улицу вне себя от возмущения.
«Опять этот змий озорует! – помянул он злым словом якутского воеводу. – Не может Лодыженский жить, чтобы какой-нибудь подвох мне не сотворить! Вот и доигрался, вражина!»
После «кумарского стояния» на Амур из якутских земель потёк поток переселенцев. Однако тот самый воевода установил сторожевой пост на Тунгирском волоке.
– Возвертать всех обратно, кто к Степанову намылился! – приказал он, вставая на путь опасного соперничества. – А если не захотят, плётками гоните оттудова, добро отымайте, а струги – сжигайте вовсе, чтоб не повадно было! Всё одно нет у них другого пути!
Обо всём этом помнил Степанов, когда обдумывал полученные тревожные вести.
«В любом случае нужно мне во всём разобраться! – забыл он на время о былых обидах. – Хотя и не друг нам вовсе якутский мздоимец, но ведь русские люди погибли! Не могу я это гилякам спустить, потому как иначе совсем они страх потеряют!»
В тот же день Онуфрий собрал в приказной избе всех командиров.
– На Уссури пойдём, в гиляцкие земли! – объявил он. – В стойбище вождя Илька якутских служилых людей побили! Надо разобраться, что случилось!
Удивлённо покачав головами, казаки сразу же стали задавать атаману «правильные» вопросы.
– А пошто они туда попёрлись? – спросил Пётр Бекетов, стукнув по столу узловатым кулаком. – Нешто втайне от нас ясак собирать? Ежели так, то поделом им!
– Не своей волей они к гилякам пришли! – сверкнул глазами Степанов, обводя взглядом всех собравшихся. – Послал их воевода Лодыженский, что ни стыда, ни совести не знает!
Но тут в разговор встрял Алёшка Толбузин, сынок Нерчинского воеводы. Был он годами молод, но любим и уважаем казаками и стрельцами за ум быстрый и храбрость отчаянную.
– Братцы, об чём мы спорим? – сказал он, не повышая голоса. – Ведь не кто-то жизни лишился, а наши люди, православные! Надо нам розыск провесть да наказать виновных, если такие сыщутся!
Его слова охладили пыл даже самых недовольных, и более никто не возражал против решения Степанова. После того как все остальные ушли, атаман оставил у себя Бекетова и Толбузина.
– Про убиенных разобраться – это одно дело! – сказал Онуфрий, раскладывая на столе богдойскую карту. – Однако будут у нас ещё вопросы, что разрешить надоть!
Вынув свой нож, он очертил его кончиком большую кривую на испещрённом контурами земель, рек, озёр и морей засаленном листе пергамента.
– Вот тут вот – мы! – продолжил атаман, нахмурив брови. – Здеся, как лазутчики докладывают, богдойцы свою крепость заложили, что Нингутом кличут. А вот тут, на реке Сунгари, сказывают, верфь у них корабельная обустроена! В союзе с маньчжурами племена монгольские, что кочуют меж Селенгой и Уссури!
Вдохнув свежего воздуха из неприкрытого окна, он с силой вонзил клинок в дубовый брус.
– Зажали нас в клещи! – спокойно заметил Степанов. – Ежели мы ещё и меж собой грызться начнём, конец всем придёт! В походе к гилякам все эти сведения проверим и на ус намотаем! Вы оба со мной завтра пойдёте, так что собирайтесь!
Сказано – сделано, и утром следующего дня, сбивая сапогами росу с нетронутой травы, небольшой отряд служилых людей вышел из Кумарского острога. Во главе него, бросив поводья, не спеша ехали на вороных жеребцах Степанов, Бекетов и Толбузин.
У сына воеводы до сих пор перед глазами стояла сцена прощания с Аглаей, навсегда завладевшей его сердцем.
– Опять без меня отправляешься! – с укором сказала она, прильнув горячей щекой к плечу. – Обещай, что в последний раз! Куда б ещё ты ни поехал, я всюду рядом с тобой буду!
– Обещаю! – кивнул головой Толбузин. – Летом увезу тебя в Нерчинск, испрошу я у родителей благословения, и обвенчаемся немедля! Вот те крест!
Поток его воспоминаний прервал дружеский хлопок по плечу, от которого мужик послабее запросто выпал бы из седла.
– Ты что, Алёшка, закручинился? – спросил Степанов, покручивая длинный ус. – Али казачку свою вспоминаешь, что из неволи дючерской спас? Хороша девка, хороша, ничего не скажешь!
Их поход проходил безо всяких приключений до самого гиляцкого стойбища. Там их встретил князь Ильк, даже не помышлявший о бегстве из родных мест.
– Я знал, что ты придёшь! – сказал он, вводя гостей в свою юрту. – Люди Белого царя никогда не оставляют без наказания смерть своих соплеменников! Я расскажу тебе, как всё было, а вот он подтвердит! И тогда ты сам решишь, виноваты мы или нет!
Сразу же после этих слов по хлопку вождя два воина ввели в юрту молодого парня со смуглым лицом и раскосыми глазами.
– Это Широнка, проводник убитых русских! – спокойно заметил Ильк, указывая на пленника. – Я оставил ему жизнь, чтобы он мог подтвердить истинность моих слов!
