Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Он вернулся в гостиную и, усевшись в то же кресло, взял в руки газету, ожидая, пока жена накроет на стол. Дом тут же наполнился звуками. Шелест газеты походил на шум лесного пожара, раскуривание трубки звучало как завывание ветра в органной трубе. Он попытался сесть поудобнее, и кресло тут же зарычало, как собака во сне, а штанины, касаясь друг друга, скрипели, как наждак. С кухни слышался оглушительный лязг кастрюль, по которым безбожно колотили, звон падающих мисок, хлопанье открываемой печной заслонки, крушащей запор, шум рвущегося на свободу газа, вспыхивающего голубым пламенем и с шипением набрасывающегося на пишу, а затем все более и более громкое журчание и бульканье готовящейся еды. И он, и она хранили молчание. Они молчали. Жена вошла в гостиную и остановилась в дверях, посмотрела на мужа, оглядела стены, но ничего не сказала. Он перевернул футбольную страницу, открыл страницу, посвященную борьбе. Глаза его скользили между строчек, фиксируя пятнышки в бумажной массе.
Шум в комнате достиг уже силы прибоя в штормовую погоду, грохот дробящих скалы приливных волн обрушивался на его уши. О боже, подумал он, надеюсь, они не слышат, как бьется мое сердце!
Жена молча поманила его в столовую, и, пока он, оглушительно шурша, складывал газету, напоследок шмякнув ею о кресло, пока шел в столовую, громко топая по ковру, и отодвигал от стола по непокрытому полу столовой кресло, реагировавшее возмущенным скрипом, она, бряцая серебром, разложила столовые приборы, принесла бурлящий, как извергающаяся лава, суп и поставила кофейник с фильтром. Некоторое время они поглядывали на этот агрегат, одобрительно прислушиваясь к бульканью в его стеклянном горле, звучавшему как протест против молчания, как открытое высказывание на тему, чего же им не хватает. Затем они заскрежетали о тарелки ножами и вилками. Он попытался что-то сказать, но чуть не подавился. Наконец жена вышла на кухню и взяла листок бумаги и карандаш. Вернувшись, она вручила ему записку: «Скажи хоть что-нибудь!»
Он написал в ответ: «Например?»
Она вновь взяла в руки карандаш. «Что угодно! Нельзя все время молчать! Иначе они могут подумать, будто с нами что-то не так!»
Какое-то время они нервно созерцали исписанный листок. Наконец он улыбнулся, откинулся на спинку кресла и подмигнул жене. Она нахмурилась, а он сказал:
– Может быть, ты все-таки хоть что-нибудь скажешь?
– Что тебе сказать? – спросила она.
– Черт побери, ты молчишь весь вечер! Вечно у тебя настроения! Дуешься на меня за то, что я не хочу купить тебе эту шубку? Ты ее не получишь, и баста!
– Но я вовсе не хотела…
Жестом руки он остановил ее.
– Уж лучше молчи! Я не хочу ругаться из-за пустяков. Ты сама знаешь, норковые шубы нам не по карману. Не можешь сказать ничего умного, так не говори совсем!
До нее наконец дошло. Она улыбнулась и подмигнула в свою очередь.
– А что же я, по-твоему, должна носить? – взвизгнула она.
– Заткнись! – рявкнул он в ответ.
– Ты никогда мне ничего не покупаешь! – завопила она.
– Чушь, чушь и еще раз чушь! – заорал он.
Они настороженно прислушались. Казалось, эхо их воплей вернуло все к норме. Кофейник булькал не так громко, ножи стучали о тарелки помягче.
– Хватит, – подытожил он. – Сделай одолжение, помолчи хотя бы один вечер.
Она фыркнула в ответ.
– Плесни мне кофейку! – попросил он.
К половине девятого тишина вновь стала нестерпимой. Они сидели в гостиной. Она пыталась читать только что взятую в библиотеке книгу, он готовил к воскресной рыбалке искусственных мушек. Иногда они, переглянувшись, открывали было рот, но тут же закрывали его, озираясь, будто заметили тещу.
Без пяти девять он неожиданно произнес:
– Может, куда-нибудь сходим?
– А не поздно?
– Не так уж поздно.
– Смотри, если только ты не устал. Что до меня, то я весь день занималась уборкой и развеялась бы с превеликим удовольствием…
– Так идем же!
– Честно говоря, я думала, что ты на меня сердишься…
– Тебе придется смириться с тем, что норковой шубы у тебя пока не будет. Надевай пальто.
– Хорошо.
Через пару минут они уже вышли из дома и, усевшись в машину, обернулись на свой залитый светом фонарей дом.
– Прощай, домик! – усмехнулся он и, повернувшись к жене, предложил: – Давай уедем насовсем!
– На это мы не отважимся.
– Давай тогда переночуем в одном из тех мотелей, которые губят напрочь репутацию, – предложил он.
– Брось. Надо поворачивать назад. Если мы где-нибудь заночуем, они заподозрят неладное.
– Да пропади они пропадом! Я чувствую себя последним идиотом в собственном доме. А всё они и этот их сверчок!
– Жучок.
– Все равно сверчок. Помню, когда я был совсем еще мальчишкой, в нашем доме поселился сверчок. Днем он молчал, а ближе к вечеру начинал пронзительно стрекотать. Найти его мы так и не смогли. Скоре всего, он жил где-то в щели между половицами или за печкой. Первые ночи мы не могли заснуть, потом как-то привыкли. Он прожил у нас не меньше полугода. Однажды вечером мы уже собирались укладываться, когда кто-то спросил: «Что это за шум?» И все прислушались. «Я знаю, что это такое, – сказал отец. – Это тишина. Наш сверчок куда-то ушел». То ли ушел, то ли умер. И от этого нового звука в нашем доме стало грустно и одиноко.
Они ехали по ночному шоссе.
– И все-таки нужно что-то решать – сказала она.
– Давай снимем другое жилье.
– Нет, это не вариант.
– Тогда давай съездим на выходные в Энсенаду. Столько лет собирались, пусть из худа будет хоть какое-то добро.
– А вернувшись, столкнемся с той же проблемой. Нет, единственное решение – это вести точно такую жизнь, как за час до знакомства с этим микрофоном.
– Я уже успел забыть нашу прежнюю жизнь. Все было так привычно, так приятно, а подробностей не помню. Мы с тобой женаты вот уже десять лет. И все вечера похожи один на другой, все приятные, конечно. Я возвращаюсь домой с работы, мы обедаем, читаем или слушаем радио, не телевизор, конечно, и ложимся спать.
– Звучит довольно беспросветно.
– Ты это так и воспринимала? – спросил он вдруг.
Она взяла его за руку.
– Нет-нет. Только надо бы иногда выбираться куда-нибудь.
– Потом мы обязательно придумаем что-нибудь. А план на сейчас – возвращаемся в дом и разговариваем решительно обо всем. О политике, об обществе, о морали. Скрывать нам нечего. В детстве и я и ты были скаутами, и то, что мы собираемся делать, ничуть не больший вызов обществу. Нечего держать язык за зубами. А вот уже и кинотеатр.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
