Бабушка приезжает навестить нас. Я веду ее к себе в комнату и танцую кое-что из своего номера. Мать ревнует.
— Почему это ты показываешь ей свой танец? Мне ты никогда не разрешала смотреть.
Бабушка обнимает меня:
— Маленькая моя Лори, ты такая талантливая, не могу дождаться твоего выступления.
А вечером накануне спектакля мать говорит мне:
— Могу тебя порадовать. У меня для тебя сюрприз. Твой отец отпросился с работы, чтобы посмотреть твое выступление.
Я не хочу, чтобы он там был, не хочу, чтобы он видел, как я танцую, не хочу, чтобы видел меня в пачке. Я просто захожусь в крике.
— Если он придет, я никуда не пойду!
Мать кричит в ответ:
— Как ты смеешь так говорить об отце!
Он спокоен:
— Ничего страшного. Если она не хочет, я не пойду.
Ублюдок. Корчит из себя страдальца.
Мать смотрит на меня:
— Ты просто убиваешь отца, знай это.
На следующее утро я встаю в шесть утра. Не могу ничего есть, я слишком взволнована. Надеваю костюм. Я готова ехать.
Меня должна везти мать. Она все копошится, времени уже в обрез. Я кричу ей:
— Быстрее, быстрее!
Но она на меня ноль внимания. Кажется, что она нарочно тянет время, чтобы я опоздала и пропустила свое выступление.
Наконец мы садимся в машину. На шоссе попадаем в пробку. Впереди произошла авария, и транспорт весь стоит. Я открываю дверь и выпрыгиваю из машины. И я бегу по бульвару Уилшир, в пачке, в балетных туфельках, к театру Уилшир-Эбел.
Люди показывают на меня пальцем, улыбаются, кричат, аплодируют. А я бегу и бегу, не чувствуя усталости.
В спектакле я самая лучшая, это говорят все. Но он так быстро закончился…
Потом люди приходят за кулисы. И мать тоже. Но мне нужна не она.
— Где бабушка?
— Не знаю. Она не приехала.
Я возвращаюсь домой и бросаюсь к телефону.
— Бабушка, где ты была? Почему ты не приехала?
— Я ничего не понимаю. Твой отец позвонил мне вчера вечером и сказал, что в театре был пожар, все разрушено и спектакля не будет.
Я дожидаюсь, когда отец вернется с работы, и вцепляюсь ногтями ему в лицо.
— Тпру, детка, тпру, — смеется он, хватая меня за руки.
Водка, опять водка. Я все вспоминаю ту фотографию. Я в пачке, с глупой улыбкой. Мне хочется плакать, плакать. Надо посмотреть, не разучилась ли я складывать кренделек удачи. Вроде нет. Он ведь должен был охранять меня, не давать случиться ничему плохому.
Я подношу фотографию к зеркалу и смотрю на два моих лица. Ужас, до чего мы не похожи. Я не понимаю, как это случилось. Все уже почти решилось — я должна была победить, стать звездой, получить все сольные партии. Но эту девочку затрахали, придавили, и все зачахло, и ничего не сбылось.
Жизнь моя — полное дерьмо. Как я ненавижу ее. Как она далека от того, что мне нужно. Как ни торгуйся — будь у меня то или это, с остальным я смирилась бы, — все равно не получишь ни того, ни другого.
Мне понятно, что все сводится к Трою. Если бы он остался со мной, жить стоило бы. Будь мы вместе, все прочее можно было бы послать к черту.
Я заснула, а проснувшись, увидела, что мигает автоответчик. Трой звонил. Оставил сообщение. «Я только хочу тебе сообщить, что съемка в субботу отменена. Но, может, мы встретимся попозже. Я позвоню».
Съемку отменили, так иногда случается, это ничего не значит. Это ничего не значит. Это ничего не значит.
Я успокоилась. Просто поверить не могу, насколько я спокойна.
Приезжаю на работу в понедельник утром. Она меня ждет. Я знала, я все знала еще до того, как она сказала первое слово.
— Ах, Лори, ты ни за что не догадаешься, я даже боюсь тебе рассказывать.
Не надо ей ничего рассказывать. Когда она назвала его имя, я произнесла его одновременно с ней.
Она такая бело-розовая, просто зардевшаяся невеста.
— Это все так невероятно. Прости, что не сказала тебе раньше. Я не пыталась утаить это от тебя, честное слово. Я даже не собиралась ехать на съемку. В самый последний момент передумала.
Я словно отключаюсь, только ее голос дребезжит в ушах. Я знала, что съемку не отменяли. Я знала, что он лгал.
— Лори, это было просто невероятно! Тебе стоило посмотреть, как он ездит.
Личико розовеет, ручки с ямочками порхают вверх и вниз.
— Мы провели вместе целый день. Такой ужас, я совершенно забыла о свидании с Брэдшоу. Но потом все уладила. Я порвала с ним, совсем. Я обязана была это сделать, ведь теперь у меня есть Трой.
Она подходит и обнимает меня за шею.
— Лори, кажется, я влюбилась.
Мне хочется ее убить, взять за горло и давить, пока не посинеет и не умрет. Она убила меня, она забрала Троя, единственное, что у меня было, и рассказывает мне об этом с улыбкой.
Я не слышу ее слов. Просто вижу, как чмокает этот кукольный ротик. Вопить, вопить.
Не думать. Вся штука в том, чтобы не думать.
Я еду домой. Там сижу на полу и смотрю в окно. Я труп. И я не знаю, что мне делать с этим трупом. Нельзя держать его дома. Он скоро начнет смердеть.
Нужно выйти, нужно избавиться от трупа. Я иду по бульвару Санта-Моника. Вокруг магазины, кинотеатры, рестораны. Витрины, полные вещей. Это все для живых. Мне никогда больше ничего из этого не захочется. У меня ничего не осталось, мне некуда идти.
Вот и Сан-Висент. Сегодня тепло, все выбрались на свежий воздух. Джесса сидит на своем углу. Я устала, все, что мне надо, это немного отдохнуть. Сажусь рядом с ней. Она не шевелится, словно меня тут нет.
Немного посидеть, вдох-выдох. Смотрю, как обрывок бумаги гонит ветром через дорогу.
Женщина, сидящая рядом с Джессой, не отрывает от меня глаз.
— Ты кто такая? Ты не из наших. Проваливай отсюда!
Она гремит тележкой.
Джессе вступиться бы за меня, сказать, что я могу остаться, если хочу. Но она молчит. Каждый сам за себя.
— Да пошла ты…
Я встаю, иду прочь.
Я ничто, я легче воздуха. Мое тело больше не существует, меня самой больше нет.
Надо вернуться домой, пока меня не сдуло ветром.
Могильная тьма. Кругом все черно, мертво.
Я в постели. Даже не помню, как там оказалась.
Какой-то шум. Что это, не понимаю.
Телефон.
Трой.
