— Оно на востоке, — втолковывал он Лоримеру, имея в виду свое будущее. — Венгрия, Румыния, Чешская Республика — вот твои новые рубежи. — Таков был единственный совет, исходивший от его многочисленных дружков, от корешей из Сити, которых он обзвонил. — Мне бы только хоть какой-нибудь капитал наскрести. Тогда бы я купил офисный квартал в Будапеште, супермаркет в Софии, станцию техобслуживания в Моравии. Там все дешево, как грязь. Ясно, что люди там — ну, британцы, вроде нас с тобой, — целые состояния сколачивают. Кучи деньжищ — успевай только выгребать. — От боли и тоски в его голосе сердце надрывалось. Лоример предложил ему немедленно произвести разведку. — Но я же совсем разорен, Лоример, — я по миру пущен, я — нищий. Бабок — ни гроша. Я по уши в долгах. — А потом радужные ожидания снова сменялись знакомыми жалобами: мерзавцы-адвокаты, та-еще-сука Бинни, дьявол-во-плоти Хогг, корыстные и эгоистичные так называемые друзья, которые и пальцем не хотят шевельнуть, когда в них возникает нужда («Разумеется, речь не о тебе»). Торквил перечислял их всех — этих Рори, Саймонов, Хьюи и какого-то американского предпринимателя, которому когда-то он оказал некую весьма важную услугу. Американца этого звали Сэм М. Гудфорт, и Торквил твердил его имя будто мантру: «Гудфорт, Гудфорт, где же теперь этот чертов Сэм Гудфорт?» Когда уровень виски в бутылке опускался ниже середины, Лоример обычно уходил спать и потом лежал с открытыми глазами в постели, думая о Флавии Малинверно и слушая, как Торквил звонит по телефону и смотрит телевизор, постоянно переключая каналы.
Прошло уже три дня после незабываемого обеда в ресторане, а Флавия все не звонила. «Счастливо, Лоример Блэк, я тебе позвоню», — прокричала она ему тогда на занесенной снегом улице. Закрыв глаза, Лоример мог мысленно услышать ее голос, увидеть ее высокую фигуру, исчезающую за углом…
— Зачем ты держишь его руку? — спросила Драва, неслышно войдя в комнату.
— Я подумал, это его успокаивает, — ответил Лоример, а сам тут же подумал: «Это меня успокаивает».
— Что еще за бред! — возразила Драва, передернув плечами, и вернула отцовскую руку на покрывало.
В прихожей теперь ощущался едкий запах готовки. Лоример услышал, как на кухне гремят посудой, смеются и болтают на своем языке бабушка и мать. Малышка Мерси сидела в гостиной и смотрела по видео какой-то фильм с воплями и драками. Еще откуда-то доносились едва слышные звуки музыки.
— Эй, Майло, — любовно окликнула его бабушка. — Оставайся, пообедаешь. У нас свинина. Славная вареная свининка.
А, вот что это за запах. Лоример дошел до двери кухни и там остановился: еще один шаг — и он бы задохнулся от чада. Он стал осторожно дышать ртом. Его мать готовила клецки, раскатывая шарики теста между ладонями и бросая их в кастрюлю со шкворчащим жиром.
— Когда придет врач? — спросил Лоример.
— Сегодня, кажется, в шесть вечера.
— Кажется? Пусть обязательно придет, скажите ему. Пусть пропишет ему все самое лучшее. Все анализы я оплачу.
— А, да с ним полный порядок, просто загрустил немножко.
— Оставайся пообедать, Майло, — попросила Комелия, подойдя сзади и ткнув его в ребра. — Ты же совсем тощий. Тебе не помешает славная вареная свининка.
— И пельмешки, — воскликнула Мерси, выбежав из гостиной. — Пельмешки! Пельмешки! Пельмешки!
— Ну, не умница ли? — сказала его мать. — Целое море пельменей для тебя, дорогой. Когда же я от тебя дождусь новых умненьких внучат, а, Майло?
Лоример увидел, как Драва выходит из комнаты отца с ночным горшком, и понял, что пора уходить.
— У меня встреча, — сказал он вяло. — А где Слободан?
— А ты как думаешь? — переспросила Комелия с усмешкой. — В «Кларенсе».
* * *
«Кларенс» — или, точнее, «Герцог Кларенс» (таково было полное название паба), — находился ярдах в двухстах дальше по Доз-роуд. Направляясь к «Кларенсу», Лоример осторожно ступал по замерзшей снежной корке, и леденящий ветер тут же уносил прочь от его рта пар, который образовывался при дыхании. С севера проникал какой-то угрожающий, зловещий свет. Было только обеденное время, но казалось, что вот-вот наступит ночь.
Беда «Кларенса», подумал Лоример, в полном и откровенном отсутствии очарования, которое само по себе могло бы даже в наше время создать в вышеназванной пивной некую особую ауру, но даже самый ностальгирующий выпивоха, решил Лоример, и тот не мог бы испытывать настоящей любви к этой жалкой дыре. В ней были все минусы, все недостатки, какие только можно найти в пивной, не важно, старой или новой: скудный выбор шипучего пива, легкая музычка, отсутствие съедобной еды, множество грохочущих, мигающих и гудящих игровых автоматов, липкий ковер с узором, спутниковое телевидение, вонючий старый пес, угрюмые старики-завсегдатаи, пьяные юнцы-завсегдатаи, минимум отопления, лабораторно-яркое освещение. Это и было излюбленное местное заведение его брата Слободана.
Лоример толкнул вращающиеся двери, и в нос ему тут же ударила вонь от миллиона потушенных сигарет и пива, пролитого здесь за последние двадцать лет. За столиком в углу какой-то старикашка то ли помер, то ли упал в обморок: рот у него был широко раскрыт, сальная фетровая шляпа слетела с головы. Может, он нарочно решил тут помереть, подумал Лоример. «Кларенс» мог подействовать на посетителя и таким образом, — как будто они подмешивали в свое кислое пиво еще и дозу Weltschmerz[23].
Слободан с Филом Бизли сидели возле бара, где молодой бармен с моржовыми усами и татуированной цепью вокруг шеи мыл стаканы в раковине с мутной серой водой.
— Майло, самый главный мужик, — произнес Бизли, наверное, в тысячный раз.
— Вот, Кев, это мой младший братишка. Он миллионер.
— Здорово, приятель, — поздоровался Кев, в котором за версту чувствовался австралиец. Последняя реплика не произвела на него никакого впечатления. Лоример только подивился, что заставило этого малого покинуть свою жаркую, солнечную страну, преодолеть такое колоссальное расстояние — перенестись через океаны и континенты, в другое полушарие, — чтобы очутиться в Фулэме, за стойкой бара в «Кларенсе». А еще он догадался, что нарочитое упоминание Слободаном его мифических миллионов следует толковать так: «Не требуй назад своих денег». А он как раз собирался осторожно выяснить, как обстоит дело с возвратом одолженной суммы: с утренней почтой пришла записка от Ивана Алгомира, где тот жаловался на «назойливые и несвоевременные запросы из налоговой» и интересовался, когда можно обналичить чек. Это напомнило ему и о другом: следует поторопить с выплатой премии за дело «Гейл-Арлекина». Во всем ощущалась некоторая напряженность.
— Чем будешь травиться, Майло? — спросил Бизли.
— Минеральной… — Нет, это не годится: вода в «Кларенсе» текла только из крана. — Пинту «спихока».
«Спихок», лагер особой крепости, предназначался для того, чтобы долгий день пролетал быстро. Лоример поднес к губам высокую кружку с пенной жидкостью, сделал глоток, — и ощутил, как мозг его сдается. Бизли и Слободан пили двойной джин с кокой. Лоример настоял, чтобы заплатить за троих.
