Мне нужно в ванную, — вставая со стула, сказала Кэтрин.
Мойра также поднялась на ноги.
Пройдите наверх. Ванная — там.
Хозяйка проводила гостью из гостиной в прихожую и, стоя у подножия лестницы, показала рукой наверх. Она осталась стоять на дороге у Кэтрин, и та вынуждена была боком проскользнуть мимо соперницы. Их тела чуть было не соприкоснулись. Будучи ниже ростом, американка почувствовала себя как-то неуверенно, даже немножко унизительно.
Ванная комната была небольшой и вызвала у Кэтрин слабый приступ клаустрофобии. Ее сердце забилось сильнее. Она посмотрела на свое отражение в зеркале: щеки были покрыты пятнами лихорадочного румянца. Она вытянула шпильки из волос и тряхнула головой. Рыжие волны заструились вниз. Женщина присела на крышку унитаза. Голова кружилась. Цветастый орнамент запрыгал перед глазами.
Четыре с половиной года. Джек и Мойра Боланд уже четыре с половиной года как муж и жена. Была ли свадьба? Кто присутствовал на бракосочетании? Знал ли кто-нибудь из гостей правду о семейном положении Джека? Что чувствовал ее муж, произнося слова верности Мойре перед алтарем?
Кэтрин затрясла головой. Перед ее мысленным взором рождались мучительные для нее образы: одетый в костюм Джек преклоняет колени перед священником; открыв дверь автомобиля, он помогает беременной Мойре залезть вовнутрь; маленькая девочка с темными курчавыми волосами на коленях у Джека…
Где-то зазвонил телефон.
«Как Джеку удалось так ловко обмануть меня?» — думала Кэтрин.
Ложь… Предательство… Хроническое недосыпание…
Однажды он сказал, что едет на работу, а спустя несколько часов стоял перед алтарем в церкви, держа за руку Мойру Боланд. Что делали его жена и дочь, когда их муж и отец венчался со своей любовницей? Как ему хватило бесстыдства, вернувшись после этого домой, вести себя так, словно ничего не случилось? Занимался ли он любовью с Кэтрин на следующий день после «первой брачной ночи» с Мойрой?
Нервная дрожь сотрясала тело женщины.
Вопросы, подобно теннисным мячикам, прыгали по ванной комнате от стены к стене, наполняя уши противным свистом. Спазм боли резанул ее по животу. Кэтрин вспомнила о частых курсах повышения квалификации, которые проходили в Лондоне два раза в голу. Каждый из них длился не менее двух недель.
«Если ты доверяешь человеку, то никогда не заподозришь его в чем-то».
Внезапно Кэтрин вскочила на ноги. Ее глаза суетливо забегали по белоснежной крошечной комнатке. Женщина плеснула водой на лицо и вытерла его вышитым узорами полотенцем.
Выйдя из ванной, она остановилась. Снизу доносился приглушенный голос Мойры Боланд. Она разговаривала с кем-то по телефону. Судя по тембру голоса ирландка говорила не по-английски, а на каком-то другом, не знакомом Кэтрин языке.
Дверь ближайшей к ней комнаты была открыта. Американка увидела через дверной проем большую двуспальную кровать. Если бы не смерть Джека, его жена ни за что не нарушила бы правил приличия, но события последних недель уничтожили любые правила. В конце концов, Мойра Боланд знала о ней все, так что с ее стороны будет вполне естественно самой разузнать кое-что о хозяйке этого дома. Кэтрин дорого бы заплатила за то, чтобы выяснить, насколько откровенен был Джек с ее соперницей, что из их интимной жизни он выболтал Мойре.
Она подумала обо всех усилиях, которые потратила на то, чтобы оправдать поведение Джека в своих глазах, чтобы сделать его жизнь как можно более комфортной и приятной. Она придумала целую теорию о постепенном угасании сексуальной жизни супругов. Лишь однажды Кэтрин выказала свое недовольство, откровенно обвинив Джека в пренебрежении ее чувствами, но муж сумел выкрутиться, заставил ее поверить, что все в порядке. Несмотря на чудовищное безразличие Джека, Кэтрин считала его поведение вполне оправданным, а их брак — удачным. Теперь-то она понимала, что вела себя как полная дура, но время безвозвратно упущено. Нет смысла плакать над пролитым молоком.
Это была спальня хозяйки — длинная и узкая, удивительно неопрятная, особенно если учесть, какой идеальный порядок царил в комнатах первого этажа. На полу была разбросана грязная одежда и стопки журналов. На комоде стояли пустые чайные чашки, пластиковый стаканчик с остатками йогурта и наполненное смятыми окурками блюдце. На заляпанной лаком и ацетоном столешнице туалетного столика стояли пузырьки и баночки с косметикой. Одна половина двуспальной кровати оставалась незастланной: дорогие льняные простыни с вышитыми по краям узорами, кружевное женское белье, раскиданное на одеяле… Другая половина была аккуратно застелена покрывалом. На ночном столике стояли галогенная лампа и электронный будильник, воспроизводящий «белый шум», и лежала книга о вьетнамской войне. Какие книги читал здесь Джек? Те же, что и дома, или другие? Какую одежду носил? Каким он был здесь, в этом доме, в этой стране? Другим или таким же, как в Америке?
Подойдя к заправленной стороне кровати, Кэтрин откинула покрывало и одеяла, наклонилась и прижалась лицом к простыне, глубоко втянув в себя воздух. Нет, Джеком здесь не пахло.
Кэтрин подошла к кровати с другой стороны. На ночном столике Мойры стояли лампа и позолоченные настольные часы. Осознавая, что ее поведение похоже на заурядный обыск, женщина выдвинула верхний ящичек стола: клочки бумаги, квитанции, чеки, губная помада, баночка ночного крема, монетки, ручки, пульт дистанционного управления, бархатный мешочек с чем-то большим и тяжелым на вид. Развязав тесемки, Кэтрин извлекла из мешочка вибратор. Пальцы рук разжались, и вибратор с грохотом упал обратно в выдвижной ящик стола. Ей следовало раньше догадаться, что это.
Опустившись на колени, Кэтрин погрузилась лицом в скомканные простыни. Руки крепко обхватили голову. Надо успокоиться, однако назойливые мысли не так-то просто изгнать из сознания. Она потерлась лицом о мягкую материю. Туда-сюда… туда-сюда… Подняв голову, Кэтрин увидела, что на простыне остался черный след от туши для ресниц.
Поднявшись с колен, женщина подошла к платяному шкафу с зеркальными дверцами. Одежда в нем принадлежала явно не Джеку, а ирландке: шуба, длинные черные штаны, шерстяные юбки, хлопковые и льняные блузки и кофточки. Кэтрин нащупала что-то шелковистое. Блузка? Раздвинув в стороны плечики, она увидела, что это не шелковая блузка, а длинный, до лодыжек, халат с украшенным кисточками поясом-кушаком. Цвет материи можно было определить как темно-сапфировый. Уняв дрожь, Кэтрин подняла ворот халата и взглянула на пришитый там ярлычок: «Бергдорф Гудман».
«Что и требовалось доказать!»
Из спальни вела еще одна дверь.
Ванная комната…
Кэтрин внимательно осмотрелась. На крючке возле эмалированной ванны висел мужской малиново-коричневый фланелевый халат. Дома Джек никогда не ходил в халате. В подвешенной к стене аптечке женщина обнаружила бритву, расческу и бутылочку незнакомого английского одеколона.
Тщательно осмотрев расческу, Кэтрин заметила короткие черные волосы, запутавшиеся в ее зубьях.