Всего двенадцать миль, но очень уж плохих миль. Опасна дорога или нет, меня не беспокоило, а вот не закиплю ли я снова, прежде чем взберусь на перевал, мне было интересно. Попробовал выяснить, долгий ли, короткий ли подъем и насколько он крут. «Да тут нет ни одного кусочка, который вы не могли бы пройти на высокой скорости», — повторял он. Для меня это не имело значения по той причине, что там, где другие машины шли на хорошей скорости, я часто шел на первой. «Конечно, на спуске будет ничуть не лучше. Но до макушки всего четыре мили. Если вы туда доберетесь, с вами все будет в порядке». Он не сказал «когда», как говорят в таких случаях, и это его «если» мне очень не понравилось. «Значит, — спросил я, — это такой жуткий подъем?» Да нет, не такой уж он жуткий, этот подъем, он хитрый, мудреный, вот и все. Зависнет человек на краю скалы, тут его страх и берет. Оттого все эти происшествия и случаются. Закат управлялся со своим делом быстро, и вот-вот должно было потемнеть. Желал бы я знать, хватит ли мне одной оставшейся в живых фары. Я пощупал капот, он был раскаленным, как железная печка. Восемь миль спуска, вычислил я. Если доберусь до вершины, просто покачусь вниз вхолостую, и двигатель снова охладится.
Я тронулся с места. Машина издала ужасный звук, просто человеческий звук, словно пытают какого-то гиганта и он скрежещет от боли. Дорожные знаки приказывали ехать медленно. Вместо этого я стал набирать скорость. Я шел на третьей передаче и намеревался так и держать, пока не достигну вершины. К счастью, навстречу мне попались лишь две машины. Краешком глаза я пытался заглянуть вниз. Там ничего нельзя было разглядеть, просто пространство вздыбленной суши, конца-краю которому не было видно, плыло в текучем пламени. На перевале стрелка показала 195 градусов. У меня имелись две банки воды по галлону, и меня не пугал предстоящий путь. «Ну, теперь мы спускаемся, — успокоил я себя, — и она мигом охладится». Наверное, там, на дне ущелья, и лежал Отмен, но с таким же успехом это могло быть и концом света. Фантастическое место, и я не мог понять, как может кто-то здесь жить. Но не было времени слишком долго размышлять об этом, хотя спускался я медленно и осторожно. Мне показалось, что зубцы проскальзывают. Хотя моя тележка шла на первой скорости, катилась она слишком быстро. Я пробовал на подковообразных изгибах пути и на спусках жать на тормоза. Ничего, однако, не могло удержать ее должным образом. Единственной нормально работавшей деталью был клаксон. Обычно звук сигнала был негромким, но тут он ревел густым низким голосом. Единственная фара давала слабый свет, и я непрестанно гудел изо всех сил среди обступившей тьмы. Склон, по которому я спускался, был длинный, отлогий, но развить скорость больше тридцати миль не позволял. Я думал, что я стремглав лечу — если бросал взгляд на обочину дороги, — но на самом деле иллюзия была другая: я плыл под водой, сидя за рулем какой-то странной, с раскрытой верхней палубой субмарины. Несмотря на все трудности спуска, я повеселел. Ночь была удивительно теплой, и тепло это проникало во все поры моего существа и успокаивало. Всего в третий или четвертый раз я был в машине один и вел ее ночью. Зрение мое было скорее слабым, а ночная езда‹1^ это искусство, которым я пренебрег, когда брал уроки в Нью-Йорке. Люди в других машинах как будто старались держаться от меня подальше по каким-то таинственным соображениям. Иногда они сбрасывали скорость чуть ли не до нуля, только бы пропустить меня вперед. Я забыл о своей единственной фаре. Вышла луна, и мне казалось, что свету вполне достаточно и можно фару не включать. Видел я вперед всего на несколько ярдов, но тогда мне это казалось вполне нормальным.
Подъезжая к Нидлсу, я вдруг почувствовал, что попал в теплицу. Воздух благоухал всеми ароматами, и стало еще теплее. Я как раз подъехал к чему-то, где было много воды, может быть, к озеру, когда перед машиной возник человек в форме и, взмахнув рукой, приказал мне прижаться к обочине. «Остановите ее», — негромко проговорил он, и я увидел, что пребываю в настолько блаженно-рассеянном состоянии, что, приткнувшись к обочине, не заметил, что автомобиль продолжает медленно катиться вперед. «Поставьте ее на тормоз», — уже тверже и громче сказал человек в форме. Это была калифорнийская дорожная инспекция. «Так я уже в Калифорнии?» — осведомился я с довольной улыбкой. «Вы откуда прибыли?» — вместо ответа спросил он. На минуту я совсем перестал соображать. Откуда прибыл? Откуда я? Чтоб потянуть время, я спросил, что он имеет в виду: «Откуда я сейчас или вообще откуда я?» Конечно же, он имел в виду сегодняшнее утро, это можно было понять даже по раздраженному тону его вопроса. И вдруг я вспомнил — так я же рано утром покинул Большой каньон. Бог ты мой, какое счастье, что я это вспомнил! Только замешкайся с ответом, эти парни тотчас же станут вдвое подозрительней. «Один путешествуете?» — спросил он и, посветив карманным фонариком в пустую кабину, задал следующий вопрос: «Вы американский гражданин?» Это показалось мне полнейшим абсурдом — после всего, что я проделал за сегодняшний день. Я чуть было истерически не расхохотался ему в лицо. «Да, я американский гражданин», — ответил я спокойно, сдержав себя, чертовски обрадованный тем, что мне не надо предъявлять ни удостоверения личности, ни каких-либо других дурацких свидетельств моего статуса. «Наверное, родились в Нью-Йорке?» «Да, — сказал я, — родился в Нью-Йорке». «В Нью-Йорке?» — «Да, сэр». Тогда мне показалось, что он задал мне кучу вопросов о насекомых, о капустной рассаде, о рододендронах, о некоем пахучем азиатском растении, называемом небесным деревом, о формальдегиде, о ядохимикатах. И на все это я механически отвечал: «Нетсэр, нет — сэр, нетсэр!» Это было похоже на краткий экзамен по катехизису, но только это было в Калифорнии, и большое озеро или что-то в этом роде лежало рядом, и стрелка индикатора ползла к 200.
«У вас не горит одна фара, вы это знаете?»
«А как же, сэр», — ответил я совершенно ангельским голосом и, выключив мотор, поднял капот, чтобы посмотреть, как он там.
«Куда направляетесь теперь?»
«В Нидлс. До него далеко?»
«Всего несколько миль».
«Тогда я как-нибудь доковыляю. Премного вам благодарен, сэр!»
Я плюхнулся за руль и рванул с места с ужасающим жужжанием и лязгом. Но почти сразу меня опять остановили. Человек с сигнальным фонарем подошел нетвердой походкой к машине, оперся о борт, уцепился за мой локоть и, дохнув то ли виски, то ли джином, спросил, как ему лучше добраться до такого-то места. Название этого города я услышал в первый раз в жизни.
«Езжайте налево», — ответил я, не потратив и секунды на раздумье.
«А это точно?» — его голова плавно раскачивалась над моим рулевым управлением.
«Абсолютно», — сказал я, ставя ногу на газ.
«Не хотелось бы опять оказаться в Кингмене», — проговорил он.
«Никак не ошибетесь, — я нажал на газ, грозя снести ему голову. — Вниз и первый поворот налево!» — успел я крикнуть на прощание.
Так я и оставил его, стоящего посреди дороги и что — то бормочущего себе под нос. Я молил Бога, чтобы парень не вздумал по пьяной лавочке последовать за мной и не сбросил бы меня в канаву. В Техасе, неподалеку от Беги, я уже встретился однажды с таким малым. Он все настаивал, что у меня неполадки с машиной, сказал, что я генератор потерял, и вызвался сопровождать меня до ближайшего городка, но на первой же миле чуть не разбил мою машину. Главной-то целью его было выпить на дармовщину. Забавно, ничего не скажешь, наткнуться среди ночи на томимого жаждой пьяницу. Но конечно, лучше он, чем мамаша с пятью ребятишками, да еще беременная шестым. Именно так повезло одному моему другу.
