день тоже выдался нелёгкий. Сейчас принесут кофий, и я выслушаю вас. По одному.
Я уселся в кресло, закинул ногу на ногу и взял чашку кофия, принесённого служанкой. Сделал глоток и холодно улыбнулся визитёрам.
— Итак, синьоры из Совета десяти, о каких недоразумениях вы говорили?
— Об убытках Венецианской республики, — Андолини осклабился в ответ. — Вы, светлейший князь, позволили себе уничтожить дворец дожей, коий является собственностью города. И мы хотели бы обсудить порядок возмещения ущерба.
От такого заявления я чуть кофием не поперхнулся. Ничего себе “предъявы”! Ты посмотри, какая беззастенчивая, кристально чистая наглость. Сначала они пытаются убить меня, похищают Таню, топят Кижа, а потом ещё и требуют за это деньги! Сразу видно — потомственные торгаши и жулики. Ну уж нет! Ни гроша они не получат. Это я должен требовать возмещение морального вреда.
— Возмещения, значит? — я прищурился и пристально посмотрел сначала на одного, потом на другого.
— Не беспокойтесь, светлейший князь, — тут же отозвался тощий Пьюзо, — мы не грабители и готовы предоставить вам льготные условия. Скажем, разбить платёж на десять лет равными долями.
— Мы же понимаем, вы были расстроены и немного погорячились.
— Синьоры, — я кашлянул, прочищая горло, — боюсь, вы неправильно понимаете ситуацию. Начнём с того, что ваш дож, ныне покойный, устроил на меня нападение, на моих людей, похитил мою спутницу и повредил моё имущество.
— О, мы так сожалеем! — хором заявила парочка. — Но это ваш частный конфликт с дожем как частного лица, и он не имеет отношения к городу. А вот дворец — имеет. И его стоимость…
— Позвольте! — Анубис выдохнул эфиром, и в комнате стало слегка неуютно, для итальянцев, разумеется. — Частный конфликт с дожем? А скажите мне, синьоры, авогадоры находятся на службе Венецианской республики? Или это тоже частные лица?
— А вы с какой целью спрашиваете? — толстяк поджал губы.
— С самой обыкновенной. Если они частные лица, я собираюсь спросить с них за нападение на меня. За тех, кто уже мёртв, ответят их рода. А остальных я буду карать лично, невзирая на титулы, включая вставших на их защиту. Всех до единого.
— Вы, синьор Урусов, собираетесь уничтожить всю знать Венеции?
Оба итальянца подобрались, а взгляды стали злыми.
— Не много ли для вас одного?
— Вы будете штурмовать родовые палаццо?
— Я не собираюсь трудиться лично. Вы ведь помните, что я некромант? Каждого убитого я подниму в виде мертвеца и отправлю разбираться со своей семьёй самостоятельно. Кстати, мне не придётся ничего штурмовать, как вы выразились. Чем эти ваши палаццо хуже дворца дожа? Утоплю в море — и все дела.
— Вы не посме… — худой попытался возмутиться, но толстяк остановил его, положив руку на плечо.
— Авогадоры не могут быть частными лицами, — он смотрел на меня, будто через прицел “огнебоя”. — Они являются членами высшей коллегии, и, покушаясь на них, вы будете покушаться на Республику.
— Если они официальные лица, — я усмехнулся, — то дело принимает совсем другой оборот. Они напали на меня, а значит, и вся Венеция в их лице. И я могу считать это объявлением войны.
Андолини пожевал губами и покачал головой.
— Вы не Российский император, чтобы объявлять войну Венеции.
— Я удельный князь Алеутский. И могу это сделать самостоятельно, не обращаясь за помощью к моей императрице.
— Ах, князь! — он рассмеялся. — Ваше княжество — дикие холодные земли, где живут дикари. Да и будь у вас там достаточно войск, оно расположено слишком далеко, чтобы воевать с нами.
Я ответил на его смех снисходительной улыбкой.
— Княжество Алеутское — это я, мой дорогой. И поверьте, меня для войны будет более чем достаточно. Я просто утоплю остров, на котором стоит город, как поступил с дворцом, и всё. Полагаю, Австрия не откажет мне в любезности и с удовольствием приберёт ваши владения на материке.
Итальянцы переглянулись.
— Вы не сможете! — хором заявили они.
— Желаете проверить? С радостью покажу вам свои возможности.
Глава 30 - Корабли
Я протянул руку, и Анубис вложил мне в ладонь grand wand. Наполненный под завязку эфиром, он будто прогибал под себя окружающее пространство. Толстяк Андолини, увидев Последний довод, побледнел и судорожно сглотнул. А худой Пьюзо подался вперёд, покраснев и дёргая щекой.
Мне не нужно было рисовать Знаки, чтобы продемонстрировать мощь. Всего лишь стукнуть Последним доводом по полу, выпуская струю эфира вертикально вниз. Отчего пол гостиницы вздрогнул, в окнах жалобно зазвенели стёкла, а с улицы донеслись испуганные крики.
— Вы не посмеете! — Андолини тоненько взвизгнул.
— Подумайте о мирных жителях!
— Будет множество жертв!
— Пострадают невинные дети!
— Синьоры, вы же сами объявили мне войну, разве нет? Почему вы не подумали о детях прежде, чем совершать этот опрометчивый поступок?
— Мы вам ничего не объявляли!
Я выразительно посмотрел на Последний довод, а затем перевёл взгляд на собеседников.
— Синьоры, не заставляйте меня заподозрить вас в умственной неполноценности. Или у вас отшибло память и вы не помните, о чём мы говорили пять минут назад?
Пьюзо открыл рот, собираясь что-то сказать, но Андолини ткнул его локтем.
— Светлейший князь, полагаю, — он говорил медленно, подбирая слова, — между нами возникло некоторое недопонимание. Мы гипотетически рассматривали ситуацию с разных сторон, не более! И только для того, чтобы понять, как нам выйти из этой щекотливой ситуации.
— И как, — я усмехнулся, — нашли выход?
— Мы не вправе решать, светлейший князь, это может сделать только Совет десяти. Необходимо поставить его в известность, созвать внеочередную сессию, рассмотреть со всех сторон. Если вы не возражаете, мы вас покинем, чтобы заняться как раз этими вопросами.
— Прежде чем вы уйдёте, синьоры, я расставлю некоторые акценты. Чтобы вы точно донесли до Совета мою позицию.
Андолини поёрзал на стуле и кивнул.
— Во-первых, ни о каком дворце даже речи не может идти.
— Но компенсация!
— Вы меня не поняли, синьор Пьюзо? Я плохо говорю по-итальянски? Дворец утонул, смиритесь. Считайте это стихийным бедствием. Если я ещё раз услышу, что вы хотите за него компенсацию, никаких переговоров не будет. И я решу нашу “проблему” так, как мне будет угодно.
— Эээ… Хорошо, я вас понял.
— Во-вторых, если вы придёте