началось
Президент Миттеран не раз заявлял, что познакомился с Франсуа де Гросувром на званом вечере у Франсуазы Жиру, необычайно знаменитой журналистки – женщины в высшей степени удачливой, но в конце жизни удача от неё отвернулась. Франсуаза крайне неудачно упала с мраморной лестницы и проломила себе голову. Вы, конечно, подумали, что её смерть тоже могла быть неслучайна и что Франсуаза слишком много знала, однако, если это так, то её смерть, последовавшая 19 января 2003 года, вряд ли связана с убийством моего Франсуа 7 апреля 1994-го. Слишком уж далеко эти даты отстоят друг от друга.
Как бы там ни было, Миттеран упорно утверждал, что его знакомство с Гросувром произошло на вечере у Франсуацы в 1959 году, но эти утверждения – чистейшая ложь, обдуманная и преднамеренная!
Ай-яй-яй, господин президент! Как же можно так врать! Могли бы сказать правду хотя бы тогда, когда уже покинули свой президентский пост, но нет!
Могу утверждать совершенно уверенно, потому что своего возлюбленного я знаю, что мой Франсуа действительно виделся с Миттераном в 1959 году на званом вечере и даже оказался сфотографирован, но вот познакомились они гораздо раньше, а именно в 1935–1937 годах. Франсуа как-то проговорился, что он и Миттеран «с ранней юности» были ближайшими приятелями и даже единомышленниками. В 1959 году моему Франсуа было уже за 40, из чего я делаю вывод, что речь шла не о приёме у Франсуазы, а именно о 1930 годах.
Дело в том, что Миттеран и Гросувр были кагуляры, члены Секретного комитета революционного национального действия, и признать свое общение с Гросувром в 1930-х и 1940-х годах Миттеран никак не мог, ведь в середине 1930-х Комитет сформировался и начал действовать, а после 1940 года, когда Франция оказалась оккупирована немцами, пережил второе рождение. Миттеран не мог и не хотел раскрывать своё кагулярское прошлое, ведь согласно официальной биографии в 1930-х годах он просто жил в Париже и не был замешан в истории с кагулярами, а в 1940-х являлся участником Сопротивления немецкой оккупации, хотя в то же время работал и на правительство в Виши.
Итак, мой Франсуа и его друг Миттеран были кагулярами, так что наверняка участвовали в провокациях и ликвидациях, которые устраивал Жан Филиоль, кагуляр по прозвищу Убийца, виртуозный мастер штыкового удара в сонную артерию. Франсуа и Гросувр были молодой кагуляской порослью, подававшими надежду мальчиками. В 1940-х годах оба контактировали и с правыми, и с левыми. Горссувр сначала вроде бы примкнул к левым, но затем вступил в ряды милиции Дарнана, в прошлом тоже кагуляра, одного из учеников Филиоля. Про Миттерана я уже говорила. В общем, прошлое у обоих оказалось весьма запутанное.
Признаюсь, мне не хочется верить, что Франсуа был кагуляром, но приходится, и теперь я думаю, что его взаимоотношения с левыми основывались на холодном расчёте, а не на убеждениях. Все мы знаем, что фашисты преследуются до сих пор, так что выгоднее было считаться левым, а не ультраправым.
После 1959 года кагулярское прошлое оказалось как будто забыло, но дружба сохранилась. Франсуа, происходящий из совсем не бедной семьи, частично финансировал избирательные кампании Миттерана в 1965–1981 годах, но это вовсе не значит, что Франсуа пребывал в тени своего друга и во всём ему подчинялся.
Кто кому подчинялся это большой вопрос, но я почти ничего об этом не знаю. Сам Франсуа не рассказывал, но я, сравнивая его характер с характером Миттерана, всё же думаю, что именно Миттеран оказался в роли подчинённого.
К тому же я как будто слышала, что во внутренней кагулярской иерархии именно Франсуа занимал более высокую ступень, а ведь кагуляры бывшими не бывают. Я не уверена, но где-то как будто слышала, что именно Франсуа подал идею по поводу ритуала кагулярских заседаний – что все участники должны быть в масках с прорезями для глаз. Никаких доказательств у меня, конечно, нет, но женская интуиция подсказывает мне, что старшим был всё-таки Франсуа, даже если к разработке кагулярских ритуалов он не имел никакого отношения.
Миттеран тогда особо не выделялся. Лишь при немцах и после их ухода он вдруг стал заметной фигурой, а причина этого заключалась в Эжене Шуллере, основателе компании «Лореаль». Только из-за Шуллера получилось так, что Миттеран сделался публичным человеком, а мой Франсуа стал теневым руководителем, стоявшим у своего друга за спиной.
Как все знают, Шуллер оказывал покровительство и денежную помощь ордену кагуляров, что с приходом немцев в 1940 году стало очень важным фактом биографии этого предпринимателя. Шуллер завёл теснейшие контакты с высшим руководством СС и СД во Франции, открыто заявлял, что у нас не хватает такого динамичного лидера, как Адольф Гитлер, а взамен немцы буквально озолотили Шуллера – капитал «Лореаль» существенно вырос. Правда, все эти успехи вскоре обернулись полосой невезения, ведь когда немцы ушли, владельцу «Лореаль» стали грозить серьезные неприятности. Началось официальное следствие по обвинению в коллаборационизме и ещё в чём-то, а компании «Лореаль» грозила национализация, то есть Шуллер из-за своих связей с немцами потерял бы фирму, которой посвятил более 35 лет жизни, так что плохо бы пришлось Шуллеру, если б его не помог выгородить Миттеран. Шуллер не забыл этого и поставил Миттерана редактором женского журнала «Вотр Боте» («Votre Beauté»), а также главой всего издательского объединения фирмы «Лореаль».
Став публичным человеком, Миттеран начал рваться в политику, и здесь Шуллер снова его поддержал, начал финансировать политическую партию, в которой Миттеран состоял. Так и пошло.
Между прочим, мой Франсуа в беседах со мной отзывался о Миттеране свысока и никогда не называл его президентом, а только своим другом или приятелем. А вот на Шуллера Франсуа смотрел снизу вверх, и меня даже удивляло, что мой возлюбленный, который и сам не последний человек в деловых кругах, ставит покойного главу фирмы «Лореаль» выше президента республики. Это явно было неспроста!
И вот ещё один интересный факт, который не даёт мне покоя – дружба между Франсуа и Миттераном по-настоящему возобновилась только в 1959 году, а Шуллер умер в 1957-м. Мне почему-то кажется, что Миттеран вспомнил о моём Франсуа только тогда, когда стал нуждаться в деньгах на свои политические проекты. Шуллер уже ничего дать не мог, а дочь Шуллера, унаследовавшая фирму, проявляла скупость и пеклась только о карьере своего мужа Андре Беттанкура, который в том числе благодаря Миттерану стал депутатом, затем сенатором, а затем занимал должности в правительстве и сменил несколько министерских портфелей…
