Пересечь двор, найти вход, затем лестницу, миновать анфиладу комнат – все это заняло минут десять-двенадцать.
Полоска света из-под двери. Добрались. Анна повернула ручку и вошла.
Портвейн из горлышка
В спальне первого браганского герцога Алфонсу в кресле у незажженного камина сидел мужчина. Ноги в высоких «тимберлендовских» ботинках он закинул на низкий пуф, покрытый полосатым шелком. Он тихонько, почти шепотом, напевал себе под нос: «I’m singing in the rain…» – видать, настроение у него было отличное. Рядом с креслом на полу стояла откупоренная бутылка портвейна. В руке сидящего был бокал, до краев наполненный темно-бордовой, почти черной влагой. Второй точно такой же бокал оставался за стеклом вычурного шкафчика XVIII века. На шелковое покрывало герцогской кровати была брошена кожаная куртка. На столе под окном стояли два открытых ноута. Желтая физиономия луны любопытно таращилась сквозь стекло.
Вместо приветствия сидевший спросил по-русски:
– Ну и что за дед с тобой, Анька? Кого ты с собой таскаешь? Он мне все карты спутал.
– Это Рики, – ответила она по-английски, – тот самый. Ну, или Руди. И говори уже по-английски, чтобы всем понятно было.
Парень поднялся.
– Вау! Демиург нашей сеточки! Отец-основатель!
Он дурашливо раскланялся и добавил:
– Дозвольте, батенька, к плечику приложиться. Предложить вам портвейна, граф? Закуска, правда, отсутствует. Но аристократы не закусывают.
Он вытащил из шкафа второй бокал. Налил.
– А для тебя, Анька, нет стакана. Мой возьми, а я из горла. Отметим, что ли, радостную встречу. Я вас заждался. Вернее, тебя, Анюта. Где тебя, кстати, носило целые сутки?
Анна подошла к нему и наотмашь влепила пощечину.
– Ты что?! – парень схватился за щеку.
– Гаденыш! – зашипела женщина, сжав кулаки. – Шутки тебе? Я из своей раковины выползла, чуть инсульт не схватила, пока по аэропортам болталась! Люди трутся об меня, смотрят… Ты же знаешь, я не могу… Тебя, дурака, спасать кинулась, а ты тут портвешком наливаешься! Да ты знаешь, что за тобой – за нами – убийца шел?! Да ты!..
Ее кулаки начали лупить в грудь брата, как в барабан. Он обхватил ее, прижал к себе, погладил по спине.
– Ну, Ань… Ну чего ты… Ну живы же все…
Она обмякла, тыльной стороной ладони утерла нос, вывернулась из его рук.
– Ладно, давай свой портвейн. И рассказывай.
Руди устроился во втором кресле, стал тянуть приторно-сладкое вино, слушать. Этот парень здорово напоминал ему другого – прощелыгу-карманника, которого кучу лет назад вытащила на свет божий умная женщина по имени Агнесс – его самого. Он тогда тоже любил ерничать, щеголять в байкерских куртках, и в ухе у него была серьга. Он словно смотрел в зеркало, где вместо стекла были годы – ушедшие, истаявшие, как старая амальгама. И видел Ниццу, столики на террасе кафе, прищур голубых глаз: «Что, мальчишечка болезный, мелочь по карманам тыришь? Честных фраеров щиплешь?» И он сам, схваченный не только сильной рукой, но и собственным любопытством. Он пытался сопротивляться чувству, но этот парень, Сашка, нравился ему.
Бросил взгляд на экраны ноутов. Один был «досовский», второй – поделенный на сектора, показывал залы музея, то, что видели глаза видеокамер. Сломал систему безопасности, вел их, отпирая дверь за дверью. На центральный пульт транслирует какую-нибудь старую картинку – там никакого движения. Хоть пляши, хоть в догонялки в коридорах играй – никто ничего не увидит.
Выслушать парня стоило. А потом решить для себя, считать приключение законченным или… Или опять придется менять дислокацию. А он уже вжился в маленький остров в Атлантике, пустил корни сквозь мощенные обломками белой гальки улицы, привык к образу мирного пенсионера Гонзу по прозвищу Читатель. Кружка кофе утром, пробежка по пляжу, заплыв через сжатую волноломами бухту, вечера с Кармой, мотоцикл и газеты – коллекция ничего не значащих пустяков, но расстаться с ней будет жаль.
Сашка сел прямо на ковер перед бутафорским камином, уступив кресло сестре.
– Ну, слушайте и, как говорится в сказках, не говорите, что не слышали.
Он помолчал, собирая мысли, выстраивая кадры фильма, который собирался пересказать. Ведь это был фильм, такие смотрят на «Нетфликсе» или «Амазоне», а то, что он оказался внутри – своеобразный эффект 7D: не только ветер и падение с американских горок, но еще и опасность, страх, адреналин.
Когда убили одного за другим обоих его агентов, Сашка запаниковал. Бежать, спасаться, прятаться! В полуобморочном состоянии он начал собирать вещи, кидать в рюкзак что попало. Как в детстве, он собирался бежать к сестре – Анька укроет, защитит. Но это не двор, где старшая сестра может и поколотить обидчика. Она, хоть и шеф их сети, сейчас сама уязвима с этой своей агорафобией. И кроме того, – подумал он, когда разум очнулся от первого ужаса, – он просто наведет тех, кто вышел на охоту, на Анну, а она даже удрать не сможет. Надо выяснить, кто идет за ним. Врага надо знать в лицо.
От убиенных агентов остались лишь обрывки информации и ржавым гвоздем, сколотившим эти обрывки вместе, непонятная геолокация. Какой-то ресторанчик в Гимарайнше. Пару лет назад он жил в Португалии, обползал всю страну, Лиссабон, Порту, Брага, Синтра, Гимарайнш и даже острова в Атлантике. Такого ресторанчика он не помнил.
– Я стал копать, и посыпалось: автомойки, прачечные, столовки в странах новой недо-Европы и третьего мира. Это я тебе в книжечку записал. «Какого черта? – думаю. – Они что, генетические исследования в прачечных проводят? Смотрят перспективы человечества как животного вида через призму стиральной машинки?» Кто там самый главный, я так и не рассмотрел. Фонд Сороса отмечался сильно и как заказчик программ, и как благотворитель, но и кроме него в этой мутной луже кто только не барахтался. И Национальная организация здравоохранения США, и десяток частных американских же компаний, и партнеры помладше, наши любимые шведы в том числе. Но как-то так выходило, что все они, начиная с того Орегонского института генетических перспектив, который мы тряхнули, – как мухи, отдельно. А котлета – это и есть ресторанчик в провинциальном португальском городке. Почему я так решил? А потому, что я ничего из него не высосал. Обычная бухгалтерия: закупки, зарплаты, расходы-доходы. Но что-то же должно было сойтись в этой точке на карте! И я поехал. Расколбасил на хрен все свое железо, купил билет до Порту-Санту…
– Зачем?
Анна пристально смотрела в глаза брату. Этот вопрос не давал ей покоя.
– Зачем на Порту-Санту? Меня зачем туда послал?
Парень недоуменно затряс головой:
– Я не посылал. Я туда и не собирался.
Анна и Руди переглянулись.
– Значит, я действительно ошиблась. Заигралась.
Руди молча пожал плечами. Сашка растерянно переводил взгляд с одного на другого.
– Вы чего? Вы на остров мотались? Я ж специально со своего IP-адреса билеты заказал и номер в отеле забронировал, чтобы они – ну, эти плохиши – меня там искали.
Анна криво усмехнулась.
– Тебя «убили» там, на острове. Столкнули с крыши. За нами… нет, параллельно с нами за тобой шел киллер. Он нашел тебя и убил. Я «опознала» тело. Олаф Бьернфут мертв. По-настоящему. У него раскололся череп.
– К-как? А к-кто это был?
Парень был настолько обескуражен, что даже стал заикаться.
– Не зна-а-аю, – Анна покачала головой, – не знаю. Какой-то парень, которого убийца принял за тебя.
Сашка глотнул из пузатой бутылки.
– Ничего себе… Такие повороты не для моей лошади. Слушай, а убийца… вы его видели? Рыжик, да?
Анна и Руди снова переглянулись.
– Ты тоже его видел?
– Ну да.
Еще один глоток портвейна из горлышка, и парень несколько повеселел.
– Я по лестнице спускаюсь, а он мне навстречу. Ну, ясен пень, по мою душу. У меня квартира в мансарде, а ниже, на шестом и пятом, никто не живет. Так что идти он мог только ко мне. Я, как шаги внизу услышал, кепарик на морду опустил, иду такой, насвистываю…
– Ну и?
– Ну и разошлись. Он потом со мной в самолете летел, я видел, и до «Пикадилли» меня сопроводил.
– А ты?
– А я решил не сходить с маршрута. Но и встречаться с тобой под его
