тревожно.
Спать мы не ложились до глубокой ночи. Часов в двенадцать раздался стук в дверь.
— Наконец-то! — сказала мама., - Открой, Витюша.
Я распахнул дверь и отшатнулся. На пороге стоял высокий незнакомый человек с пышной бородой и длинными усами. Он торопливо шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.
— Кого… вам? — спросил я, отступая и переводя дыхание. Из соседней комнаты выглянула тетя Нюша.
— Не узнаете, значит? — заговорил человек удивительно знакомым голосом.
— Леня! — ахнула тетя Нюша и бросилась к нему на грудь.
— Тише, — сказал дядя Леня, проверяя, плотно ли закрыта дверь. — Я не Леня, а Николай Петрович Сидоров. Так написано у меня и в документе и в ночном пропуске.
— Ну, хорошо, хорошо! — быстро зашептала она, не замечая, что слезы скользят по щекам. — Пусть Николай Петрович, только бы жив был, мой родной, мой любимый…
— Ну, как вы живете? Похудели, похудели малость… Ну ладно, будет время — поправимся. Окна у вас хорошо закрыты?
— Хорошо, Ленечка, сама ставни закрывала.
Долго мы сидели в ту ночь за столом вокруг маленькой лампы и слушали дядю Леню. Он рассказывал о том, как по призыву партии поднимается наш народ на борьбу с захватчиками, как советские люди, не щадя жизни, сражаются за Родину и на фронте и в тылу врага.
Дядя Леня вдруг спросил меня с усмешкой:
— Ты что на меня глядишь, Витюша, будто голодный на каравай? Или борода моя понравилась?
Я смутился и не ответил. У меня созрело решение посоветоваться с дядей Леней о наших с Сашей планах, и, улучив подходящую минуту, когда мама и тетя Нюша готовили ужин, я рассказал ему о том, что мы с Сашей хотим создать свою подпольную группу и что у нас уже есть пистолеты.
Он слушал меня очень серьезно, а когда я заговорил о пистолетах, вдруг положил ладонь на мою руку и, склонившись ко мне, быстро спросил:
— Значит, говоришь, ночью там два часовых?
— Да, дядя Леня.
— Так… А колючая проволока далеко от сарая?
— Нет, метрах в двадцати.
Он помолчал и задумчиво провел ладонью по бороде.
— Вот что, Витюша, ты, дорогой, оказал мне большую услугу. Судя по всему, немцы хранят там наше советское оружие, которое собирают в окопах и на поле боя… Так, так…
Дядя Леня встал и прошелся по комнате. Большая его тень заскользила по стенам и потолку.
— Я очень прошу тебя и Сашу больше не лазить туда, — продолжал он, подходя ко мне. — Вы можете все испортить, если немцы что заметят. Да и не нужно вам оружие, Витюша. Ты видел, какие объявления висят в городе? Немцы расстреляют вас на месте, если обнаружат пистолеты.
— На войне всегда опасно, — повторил я фразу, которую мне недавно сказал Саша.
— Так-то так, но рисковать надо разумно, чтобы риск мог дать больше пользы. — Дядя Леня задумался и как-то испытующе посмотрел на меня. — А уж если вы проявили такую храбрость, я думаю, вам можно будет дать боевое поручение.
— Дядя Леня, — вскочил я. — Я даю тебе честное слово за себя и за Сашу, что…
— Верю и понимаю, что ты хочешь сказать, — перебил он, легонько нажимая пальцами на мои плечи и усаживая меня на место. — Но ты должен знать, что борьба в тылу врага — особая борьба. Конспирация требует от каждого из нас умения соблюдать строжайшую тайну. Излишняя болтливость равносильна предательству. Поэтому и людей для подпольной работы мы выбираем особенных, железных.
— Я за Сашу ручаюсь! — Горячо сказал я.
— Да, Сашу я знаю, — подумав, кивнул дядя Леня. — Хороший парень. А вот других вы пока не привлекайте. Во всяком случае, посоветуйтесь с теми людьми, с которыми будете связаны.
— А когда, дядя Леня?
— Не знаю. Может быть, скоро. Когда понадобитесь. — Он снова задумался и вдруг наклонился и поцеловал меня, уколов усами. — Вот что запомни, Витюша: тот человек, который передаст вам привет от Василия, скажет вам, что делать.
— Какой человек, дядя Леня?
— Ну, этого я еще сам не знаю. А теперь отдай мне ваши пистолеты.
— Дядя Леня…
— Давай, давай, — настойчиво качнул он головой. Пришлось идти в сарай, где под стойлом коровы лежало наше оружие с патронами.
Утром дядя Леня ушел, а через два часа вернулся Саша.
— Пришлось у Гриши Науменко ночевать, — сказал он, — вечером немецкий патруль не пустил. Такие собаки!
Мне показалось, что Саша грустен. Мы сидели на крылечке, он молчал, глядя куда-то поверх крыши сарайчика.
— А что я тебе скажу, Саша! — начал было я, но он перебил:
— Довольно говорить, дело делать надо. В общем, Витя, Гриша Науменко целиком и полностью к нам присоединяется.
— Да ты подожди про Гришу… — и я передал Саше мой разговор с дядей Леней.
Саша смотрел на меня во все глаза.
— Вот это да! — проговорил он с восторгом. — А я-то думал, что дядя Леня в армии. А ты тоже хорош — знал, а мне не сказал!
— Больно много хочешь! Ты знаешь, что такое конспирация?
— Так я тебе друг или недруг?
— Есть, Саша, вещи поважнее дружбы. Ты не сердись…
— Ладно, ладно, я не сержусь… Будем ждать.
— Будем ждать, — кивнул я. — Эх, Саша, жалко все-таки, что у нас пистолетов нет.
— Да, пистолеты дядя Леня напрасно забрал, — наморщил он брови.
— Саша, ты что-то чудной сегодня какой-то.
Он тихо сказал:
— Знаешь, Витя, а ведь Валькина мать в гестапо работает. Переводчицей. А Валька все время с ней крутится.
— Что?! — вскрикнул я так громко, что он оглянулся и зажал мне одной рукой рот. Я оторвал его руку от лица и заговорил захлебываясь: — Ты врешь, Саша! Ты врешь, этого не может быть! — Меня начала бить лихорадка. Словно бешеный, я повторял: — Ты врешь! Ты врешь! Ты врешь…
Саша, кажется, испугался. Он обхватил меня одной рукой и прижал к себе.
— Перестань, Витя! Ты что? Перестань! Слышишь?
Я чувствовал, как моя дрожь передается ему. Довольно грубо я вырвался и сжал голову руками.
Что я тогда думал, трудно передать, потому что в моей голове была страшная сумятица. Мысленно я прощался с девочкой в красном галстуке, с русыми косами за плечами.
«Прощай, Валя, — думал я, — ты казалась мне хорошей и честной, но это был обман! На самом деле ты гадина! Нам не по дороге с тобой. Если я когда-нибудь встречу тебя, я плюну в твои змеиные глаза. Прощай, Валя! Я постараюсь больше никогда не думать о тебе…»
— Ну, ты успокоился? — услышал я голос Саши. Он достал из кармана табак и начал скручивать
