дыхание. Во мне, словно сошедшиеся в схватке морские волны, боролись страх, требующий отдернуть руку и спрятать и ее за спиной, и желание. Я отчаянно хотела довериться Арию, потому не находила в себе сил сопротивляться, когда он нежно, но требовательно разжал мой кулак.
Его глаза всё так же оставались прикованы к моим, заставляя сердце биться чаще, а губы растянулись в легкой игривой улыбке. Пальцы Ария неспешно изучали неровные изгибы грубых бугристых шрамов. Каждое прикосновение было похоже на яркую вспышку: тепло зарождалось под кончиками его пальцев, легким уколом проникало под мою кожу и разбегалось по ней приятными мурашками.
Медленно, будто боясь спугнуть едва прирученного зверька, Арий поднял мою руку и прижался щекой к раскрытой ладони.
Сердце пропустило удар. Я чувствовала его гладкую горячую кожу не только кончиками пальцев, как ощущала мир последние годы, но и всей ладонью. Это было до странности непривычное чувство, давно забытое и безмерно пугающее, – я прикасалась раскрытой рукой, каждой ее клеточкой и каждым завитком шрамов. Я прикасалась к Арию. Улыбка на его губах стала шире и веселее, когда на моем лице отразился испуг. Я робко потупилась.
– Если ты захочешь остаться, пташка, я останусь с тобой, – тихо прошептал Арий, и я вновь подняла на него взгляд, полный смущенного удивления. – А если захочешь сбежать, то я, не задумываясь, побегу за тобой. Я поддержу любое твое решение.
Не отпуская моей руки, он повернул голову и в осторожном поцелуе прижался губами к раскрытой ладони. Шрамы вспыхнули, будто опаленные огнем, прокатившийся по телу жар раскалил мое лицо. Я оцепенела, не в силах дышать.
Арий выжидающе посмотрел на меня, и я выдавила первое, что пришло в голову, что все еще крутилось на языке и возникло незадолго до того, как мягкие губы тамиру разогнали мои мысли:
– А поддержат ли его остальные?
– Им не обязательно знать обо всем.
Я посмотрела в его полные нежности глаза, и мои ресницы потяжелели от выступивших слез.
– Я хочу жить. – Короткий всхлип сорвался с моих губ, и Арий крепко прижал меня к груди.
Призрак, который искал во снах
203 год со дня Разлома
21-й день пятого звена
Шинда относились к Викару как к своему королю: потакали каждому его слову, падали на колени при его появлении. И даже те, чьи тела наполняла смертоносная Сила, боялись поднимать на него взгляд. Многие из них могли бы легко умертвить его – переломать кости, слабо хлопнув в ладони, или остановить сердце, лишь коснувшись груди. Но все, на что они решались, – это зло скалиться, опуская глаза.
Отныне в сердце Викара жила колкая тревога. Каждый раз, запирая на ночь двери своих покоев, он не был уверен, что проснется наутро. Эскаэль не сможет сдерживать сородичей всю жизнь, и однажды их злость восторжествует над Силой ее Слова. И тогда кровь полукровок окрасит пол тронного зала.
Но сильнее плененных собратьев Викара пугала сама Эскаэль.
Она менялась с каждым звеном. Ее руки чернели – Тьма уже поглотила их по локти, – а взгляд становился жестче и обжигал горным холодом. Брат избегал ее и все свободное время проводил на балконе, который когда-то принадлежал ей, а ночью изредка поднимался в заброшенную часовню. Вдали от сестры он ощущал себя свободнее, и душу окутывало умиротворение – до тех пор, пока скорбь по Лирейн тайком не пробиралась в его сердце.
Иногда Эскаэль вспоминала о его существовании. Сегодня как раз был один из таких дней.
Опустошенный отыскал Викара в лабиринте коридоров и проводил в тронный зал. Сестра стояла перед троном и о чем-то тихо разговаривала с Сорэй. Пряха была одной из немногих, кто добровольно склонил голову перед Эскаэль и сохранил свою свободу – точнее, ту ее крохотную часть, что оставила новая правительница. Сорэй все еще могла беспрепятственно передвигаться по Тао-Кай и даже покидать его пределы, ее мысли порхали, не ограниченные стальной клеткой Слова, но Сила больше ей не подчинялась. Серебряные плети обвили ее руки, глубоко впившись в воспаленную кожу, и непрестанно насыщались кровью своей хозяйки – Пряха не могла ни ослабить, ни снять их. Все, что оставалось Сорэй, – хранить верность Эскаэль и уповать на ее благосклонность.
Шинда поклонилась и спешно покинула зал. Викар отвел взгляд, когда Сорэй проходила мимо, – он не простил ее за предательство.
– Викар! – ласково произнесла Эскаэль, обернувшись к брату, но от ее улыбки у него неприятно засосало под ложечкой.
Он едва заметно качнул головой: то ли попытался поклониться, то ли слабо кивнул. Викар больше не знал, был он для нее братом или очередным подданным, которому повезло чуть больше остальных. Оттого и не понимал, как вести себя в ее присутствии.
Шинда бросил на сестру взгляд исподлобья, ненадолго задержав его на короне из черного стекла, – она не принадлежала ни отцу, ни Атрей, и иногда Викару казалось, что она не принадлежала даже Гехейну. Избегая пронзительных глаз сестры, юноша уставился ей за спину поверх плеча. На ступеньке у подножия трона неподвижно сидела Атрей. Она не изменилась с того рокового дня: все такая же миниатюрная, хрупкая, с белым шрамом на шее и зашитым ртом. Но теперь на ее глазах появилась серая повязка, оторванная от подола мешковатой юбки.
– Что случилось? – поинтересовался Викар.
– Меня раздражал ее взгляд, – пожала плечами Эскаэль.
На ее губах вдруг расцвела игривая улыбка. Девушка вмиг очутилась перед братом, едва не стукнувшись с ним носом, и накрыла черной ладонью свой правый ярко-зеленый глаз.
Викар испуганно отпрянул.
Безымянный палец сестры венчал массивный перстень, в который был инкрустирован светло-серый глаз. Эскаэль моргнула, и глаз моргнул одновременно с ней, звонко клацнув серебряной оправой, будто веком.
– Теперь я похожа на них? – проворковала Эскаэль. – Как думаешь, такую бы меня папочка любил?
Викар с трудом сглотнул комок, вставший поперек горла. Ему хотелось бежать прочь, как можно дальше от сестры и ее безумия. Но ноги оставались прикованы к месту – юноша боялся пошевелиться, боялся гнева Эскаэль больше, чем когда-либо боялся отца или Атрей. Он вновь метнул взгляд на хрупкую фигурку на лестнице. Теперь ему было даже жаль ту, кого он когда-то считал монстром.
Эскаэль продолжала сверлить его серыми глазами, ожидая ответа.
– Это жутко, – с трудом выговорил Викар.
– Жутко? – удивилась она, отодвинувшись. – Жутко было, когда эта маленькая тварь была здесь. – Эскаэль надавила пальцем себе на висок. – А это, – она махнула на слепую сестру и хмыкнула, – забавно.
– Для чего ты позвала меня? – Викар старался говорить спокойно, сдерживая предательскую дрожь.
– Ах да! Видишь ли, дорогой брат, кто-то что-то потерял, – ответила Эскаэль, покачав головой в такт своим словам. – Я почувствовала всплеск чужой Силы по другую сторону от Дархэльма. Довольно могущественный ритуал призыва, за такой обычно платят собственной жизнью… И теперь я хочу знать, кто и что ищет. Что стоит подобных жертв? А для этого мне нужна твоя помощь.
– И как я могу помочь тебе? – Викар непонимающе нахмурился.
– Пришло время вновь прогуляться по снам, братец. – Слова сестры вонзились в его грудь раскаленным клинком.
– Нет! – вскрикнул юноша и отпрянул. – Ты забыла, какую цену мне приходится платить за свой Дар?
Нет, Эскаэль не могла забыть, как перевязывала его изрезанные отцом руки, которые очень долго не заживали даже после выпитой человеческой крови, – она была не в силах восстановить то, что было отдано в ритуале. Не могла забыть, как обнимала его ночами, заглушая истошные крики от кошмаров, – после прогулок по чужим снам, какими бы спокойными и светлыми те ни были, в своих собственных Викар всегда сталкивался с чудовищами, что выворачивали рассудок наизнанку.
Даже Атрей после того, как скончался отец, никогда не причиняла Викару этой боли.
– Я не стану, – тверже повторил юноша, сжав кулаки. – Найди другой способ получить ответы на свои вопросы. Уверен, в твоем проклятом подземелье он точно найдется.
Викар развернулся и спешно направился прочь, пока храбрость не покинула его бешено
