– Хм, я только и делала, что думала о прошлом, – горько усмехаюсь я.
– Писала сценарии?
– Мстила тебе в каждом. Я убивала тебя или наказывала самыми изощрёнными способами.
– Я должен это прочесть, чтобы быть готовым, – смеётся Оук.
– Никогда. Я всегда боялась того, что ты прочтёшь один из моих сценариев.
– Почему?
– Ну ты не самый чуткий мужчина, ты не веришь в любовь, ты циничная задница. Для меня было важно твоё мнение, и я хотела быть для тебя крутой, а мои сценарии все глупые и про любовь.
– Баунти, я не считаю твои сценарии глупыми.
– Но фильмы не собирают столько положительных оценок критиков, как твои.
– Эй, – Оук кладёт ладонь мне на щёку и гладит её. – Я работаю в другой сфере. Обычно, чем жёстче сюжет, тем больше внимания к нему. А любовь… многие её обесценивают. Я тоже. Любовь не для крутых парней, но приходит время, когда крутой парень оказывается один в чёртово Рождество и ему больно. Крутые парни зачастую пугливы. Они за всем этим скрывают свои страхи. Они боятся, что кто-то узнает их слабости и уничтожит их.
– Как уничтожила я тебя?
– Я сам всё уничтожил, Баунти. Я сделал ошибку. Мы все ошиблись, но я ещё надеюсь. Я снова верю в рождественское чудо, потому что ты рядом со мной.
– Оук, это довольно романтично, – улыбаюсь я.
– Я стараюсь. Итак, вернёмся к фильму?
– А секс?
– Ты уж прости, пока одеколон Раса не выветрится, я не буду жёстким. Это меня по определению бесит, – рычит Оук и прибавляет громкости.
Ложусь на его грудь и снова ставлю тарелку для нас. Мы едим, смеёмся над фильмом и делаем ремарки. Из-за них возникают споры, и они безумно интересны. Я всегда любила слушать теории Оука. Я просто любила его, и я точно люблю его до сих пор, потому что, смотря на него, с горящими глазами доказывающего мне, что нельзя мужчине сразу же выкладывать всё о себе на первом свидании, я влюбляюсь в новые тональности его голоса. Я влюбляюсь в его экспрессию, в хмурую складку на лбу и желание доказать мне, что он прав. Я любуюсь им, словно этих лет без него не было.
Конечно же, после плотного ночного ужина или обеда, я засыпаю. Нельзя меня плотно кормить, потому что это верная смерть для всех, ибо я буду спать.
Оук трясёт меня за плечо, и я ударяю его подушкой.
– Баунти, давай просыпайся. Обещаю, выспимся позже, – шепчет он.
– Не хочу… отвали. Я только видела прекрасный сон, как ты его разрушил, – бубню я.
– Баунти, не трахну сегодня, если не встанешь, – грозится он.
Мои глаза тут же распахиваются. Вокруг нас ещё темно, только свет от лампы освещает номер.
– Ты этого не сделаешь. Возьми свои слова обратно. Я хочу, – обиженно надуваю губы.
– Значит, поднимайся и одевайся, – Оук чмокает меня в губы.
Нехотя встаю и вижу свою одежду. Точнее, свой чемодан.
– Я решил, что теперь ты живёшь здесь. Со мной, – говорит он.
– А меня спросить?
– Зачем? – Пожимает он плечами.
– Какой ты придурок, Оук Хантер, – закатываю глаза и одеваюсь.
– Лучший в твоей жизни. Я в курсе.
Предпочту не отвечать, потому что иначе он разовьёт эту тему, и я не смогу остановиться, чтобы не доказать ему обратное. То есть, что он не лучший. Да-да, я постоянно это делала…
Ловлю себя на мысли, что вот, где была моя ошибка. Я говорила Оуку, что в мире миллион мужчин и точно будет где-то лучший. Он поэтому и думал, что я не вижу его в своём будущем. Боже мой, ну почему я такая дура-то, а? Я своими руками создала его страх и ещё манипулировала этим.
– Ты лучший, – шепчу я, целуя его. Оук удивлённо приподнимает брови.
– Температуры нет? – Он щупает мой лоб.
– Нет, меня ударила миссис Клаус и дала несколько уроков во сне, как общаться с мужчинами, – улыбаюсь я.
– Ты общайся с ней почаще, – смеётся Оук.
Господи, я поняла. Наконец-то, до меня дошло, что женщины сами виноваты во многом. Они виноваты в боли. Они создают её на пустом месте.
Оук ведёт меня по тихому коридору. Мы входим в лифт, и я удивлённо смотрю на него.
– И что мы будем делать? – Интересуюсь я.
– Узнаешь.
– Надеюсь, что мы не будем бросать с чьего-то балкона какашки с водой в презервативах, – смеюсь я.
– Нет, здесь какашек не найти и это была месть соседям. И бросали мы с крыши.
– С балкона. Ты взял ключи от квартиры одного из студентов.
– Он жил на чердаке, Баунти.
– Ну и что? Это был балкон для меня, – настаиваю на своём.
– Ты неисправима, – Оук улыбается и обнимает меня.
Мы выходим на самом верхнем этаже и доходим до лестницы. Мы направляемся на крышу. Холод сразу же покалывает мои щёки, но я даже не успеваю полностью отдаться этому ощущению, потому что Оук ведёт меня к небольшому диванчику. Видимо, не в зимний период здесь работает кафе на веранде. Сейчас же всё убрано и засыпано снегом.
– Так, и что? – Спрашиваю его.
– Ничего. Чувствуй, Баунти. Чувствуй, – Оук обнимает меня за талию за спиной. Ничего не понимаю. Что чувствовать?
Через несколько минут жёлтые краски разрезают небо, и я вижу, как просыпается солнце. Моё сердце начинает стучать быстрее. Я втягиваю носом аромат Оука. На нас падают первые лучи. Это самый романтичный момент в моей жизни.
– Чувствуешь, Баунти? Становится теплее, – шепчет Оук мне на ухо.
– Да, я это чувствую, – отвечаю я.
– Я тоже. Я всегда это чувствую, когда ты рядом со мной. Я хотел тебе показать, что со мной происходит в этот момент. Ты согреваешь меня, Баунти. Ты согреваешь меня так же, как солнце согревает землю. Ты мой рассвет, и я всегда живу, когда ты рядом.
Мои глаза пощипывает, но я не заплачу. Мне хочется сказать ему, что я люблю его. Я безумно люблю его и умоляю не бросать меня больше. Я готова на всё рядом с ним, но я боюсь. Пока боюсь, что Оук не готов к чему-то подобному.
Мы так и стоим на крыше, наблюдая, как зарождается новый день. Может быть, он подарит нам обоим храбрость.
Глава 23– Как думаешь, они что-нибудь заметят? – Интересуюсь я, спускаясь на лифте вместе с Оуком на последний совместный завтрак на курорте.
Он приподнимает бровь.
– Ну, я не то чтобы против, но не перед Рождеством. Ты же знаешь, что родители взбесятся, начнётся скандал и они все переругаются, – поясняю я.
– Хм, если ты не решишь отсосать мне под столом, то никто ничего не заметит, – хмыкает он.
