его деньгами. Вот отец и задумал огорчить графа, украв у него то, что он больше всего в жизни ценил. Вот этот самый перстень. Но граф, как вы понимаете, не пережил разлуки, за два дня он посерел, осунулся и почил, сидя за секретером, корпя над завещанием, которое, как он сам понимал, вскоре понадобится. Батюшка мой так был рад кончине графа, что подарил перстень баронессе Армфельт, которая отчего-то положила на него глаз. Но баронесса, в отличие от моего папа´, почувствовала некую силу, заключённую в этом куске металла. И раструбила о его чудотворных свойствах по всем закоулкам. Не упомянув, впрочем, как этот перстень ей достался. На эти рассказы клюнули вы и придумали идиотскую легенду, которая оправдывала ваше на него право. И теперь перстень вернулся в мой дом. Но только поймите…
Она поднялась на локте и заглянула ему в глаза:
– Это не чудо. Это проклятие. Вы умрёте так же, как и остальные его обладатели, разве вы сами не видите связи? Мой муж, отец, баронесса, этот ваш подельник. Все, кто надевал его, вскоре умирали. И вы следующий в очереди.
– Но это вздор, суеверия… – сказал князь не очень твёрдо.
Графиня тем временем запустила ногти в его грудь так глубоко, что он взвыл от боли.
– Вы тысячу раз обманули меня, Ваша светлость, хотя клялись этого не делать. Вы такое же ничтожество, как и все мужчины в моей жизни. Видимо, только таких я и привлекаю.
Она вскочила с кровати, сорвав простыню. Князь свернулся клубком, прикрыв руками наготу. Он смотрел на графиню с мольбой, но не знал, что сказать.
Елизавета обернулась и уставилась на него пылающими глазами. Простыня обвила её тело, будто тога античную статую.
– Собирайтесь, нам скоро выезжать.
Она вышла и захлопнула за собой дверь, унеся с собой любовь, которая ещё недавно пылала между ними. Он пролежал с минуту без мыслей, затем гнев обуял его. Голова раскалывалась от боли, но он не обращал на неё внимания. Он вскочил и с яростью посмотрел на перстень. Потом ярость куда-то исчезла, и им овладела тревожная сентиментальность, какая бывает только с перепою и после акта любви. Он вспомнил баронессу и глаза своего подельника. И только сейчас понял, что те по-настоящему мертвы. Поль почувствовал безнадёжное бессилие. Мог ли он лишить жизни кого-то собственной рукой?
* * *
Победоносцев увидел не очень белый потолок с безыскусной лепниной по бортику. В дальнем углу, повиснув на своих сетях, притаился разлапистый паук. Виктор Георгиевич принялся было с интересом рассматривать, но паука перекрыло расплывчатое лицо. Обер-полицмейстер сфокусировал взгляд и узнал доктора Вдовина.
– Очнулись, Ваше превосходительство? – улыбнулся Вдовин ртом, но не глазами, как улыбался всегда. – Дайте-ка взглянуть.
Он бесцеремонно задрал Победоносцеву подбородок, другой рукой – чрезвычайно, как показалось обер-полицмейстеру, холодной и сухой – оттянул веко.
– Так-так, – сказал он, поворачивая голову Победоносцева туда-сюда и смотря так, будто определяет на взгляд подлинность бриллианта. – Так-так. Так-так-так.
– Где я? – прошептал Победоносцев.
– Не бойтесь, вы у меня на квартире и в полнейшей безопасности, – ответил Вдовин, отпустив наконец подбородок.
– Но как… Что случилось?
Обер-полицмейстер попытался вспомнить хоть что-то, но события прошлого, как ни пытался он их захватить в своё внимание, ускользали.
– Приступ, надо полагать. Вы упали, катались по площади, кричали что-то о собаке, которая будто бы пыталась вас съесть. Но никакой собаки, позвольте заметить, рядом не было…
– Боже мой… – обер-полицмейстер вспомнил последнее страшное видение и сглотнул горьковатую слюну.
– Но теперь всё позади. Пришлось выпустить вам фунт крови.
Победоносцев с неудовольствием рассмотрел крохотный надрез на предплечье. Мышцы неприятно тянуло.
– Разрешите поинтересоваться, не было ли в вашем роду душевнобольных? – спросил Вдовин.
– На что это вы намекаете?
Вдовин поднял примирительно руки:
– Просто интересуюсь. Судя по тому, что я вижу, у вас просто небольшая лихорадка, вызванная чрезвычайным переутомлением. Давно ли вы нормально спали?
– Только что, – ответил Победоносцев.
– Понятно. – Вдовин улыбнулся снисходительно, как улыбаются шуткам детей. – А до этого?
– В пролётке, кажется, перед тем как всё… В общем, у меня были проблемы со сном. Смешно, что я как раз хотел к вам по этому поводу заскочить…
– Вот и заскочили! И хорошо, что заскочили. Вы не переживайте, теперь всё позади. Но вам нужно несколько дней полнейшего покоя.
– Но…
– Полнейшего покоя, я настаиваю. Мы не можем рисковать вашим здоровьем. Тем более душевным.
– Кто это – мы? – спросил Победоносцев.
– Простите?
– Вы сказали: «Мы не можем рисковать». Кого вы имели в виду?
– Хм, нас с вами, надо полагать… Фигура речи, Виктор Георгиевич. Вы не переживайте, вам сейчас строжайше нельзя напрягаться ни духом ни телом.
– Позовите Зыбкина, – сказал Победоносцев. – Мне срочно нужен Зыбкин.
– Всенепременно, – ответил доктор и укрыл его одеялом до подбородка. Затем шаги его отдалились, послышался скрип двери и в комнату кто-то вошёл.
Победоносцев приподнял голову и увидел своего секретаря. Тот был выглядел ещё бледнее, чем обычно.
– Ваше превосходительство. Вы нас жутко перепугали!
– Ах, только не смотрите на меня, будто я умирающая собака… – Собственное сравнение пришлось совсем не к месту. – Жить буду. Но вот карьера моя, боюсь, кончена… Губернатор возвращается со дня на день. И вот в таком виде передам я ему Москву… Мало того что не смог решить разразившихся бед, так ещё и слёг сам. Как ребёнок, которого закрыли в тёмной комнате с острым ножиком.
– Всё ещё можно поправить, – сказал Зыбкин горячо. – Если вы правы насчёт взрыва.
Победоносцев наконец всё вспомнил и подскочил на кровати.
– Взрыв! Исполняются ли мои указания?
– Всё, как вы сказали, – кивнул Зыбкин. – Жандармы готовятся к охране бала. Повсюду внедрены наши агенты. Наряд полиции отправлен к графине в усадьбу. И скоро должен быть уже там.
– Хорошо, Пётр, хорошо. – Победоносцев почувствовал слабость и снова сполз на подушку. – Сейчас ещё пять минут отдохну и буду собираться.
– Но доктор…
– К чёрту доктора. Я должен изловить негодяя и не дать случиться трагедии. Потом можно будет и отдохнуть. На пенсии.
Скрипнула дверь, и в поле зрения Победоносцева появился Вдовин:
– Я только на секунду, – сказал доктор извиняющимся тоном. – Хронометр забрать. – Кстати!
Вдовин задрал палец и наклонил вбок голову, как человек, который будто что-то вспомнил.
– При вас ли тот листок, который вы показывали мне пару дней тому назад? Ну тот, с символами.
Обер-полицмейстер достал из кармана брюк сложенный вчетверо квадратик бумаги.
– Позвольте.
Вдовин взял конверт тонкими жёлтыми пальцами, развернул и покрутил перед лицом. Губы его искривились в самодовольной улыбке.
– Ну говорите же, – взмолился Победоносцев.
– Я всё никак не мог
