за погибших.
Хуберт кивнул. Этот их разговор повторялся уже не раз. Время от времени Хуберту нужно было об этом поговорить. И Вэй Лун опасался, что теперь и Шаожань с Джонатаном тоже будут испытывать потребность в том, чтобы с некоторой периодичностью обсуждать случившееся прошлой ночью.
– Самое главное, что оба они живы и здоровы, – заметил Хуберт. – Я оставил их в комнате Джонатана – пусть отдохнут. – Имя брата в устах Хуберта, когда он говорил по-чешски, звучало иначе: согласные становились тверже, ударение акцентировалось сильнее, словно, несмотря на все прошедшие годы, он не совсем позабыл о том настоящем, данном брату при рождении имени. – С ними и Эмма Дойл. Думаю, Шаожаня особенно тревожило, чтó эта девочка о нем подумает, когда узнает о его поступке, но, судя по всему, в этом отношении все тоже в полном порядке.
– Он влюбился в нее, – отозвался Вэй Лун, весело пожимая плечами. – Не нужно быть сыщиком, чтобы это понять.
Хуберт едва заметно улыбнулся. Кошка Вэй Луна подошла к молодому человеку и стала тереться о его ноги.
– Полагаю, ты прав.
– А тело вы в винный погреб спустили?
Хуберт кивнул. Если его и удивило, что Вэй Лун самостоятельно, безо всяких подсказок, пришел к этому выводу, то он ничем не выдал своего изумления. Потому, наверное, что Хуберт слишком долго уже жил рядом с ним.
– Это хорошо.
– Но остаться там навсегда оно не сможет.
– Разумеется, – согласился Вэй Лун. – Но это я беру на себя. Тебе же придется помочь мне принарядиться и привести себя в порядок перед визитом. И еще я хочу тебя попросить немножечко здесь прибраться и, пожалуй, купить мне на рынке печенья с семенами лотоса. Я сегодня жду гостей около полудня.
Хуберт, заинтригованный, выгнул бровь.
– Гостей? И кто это?
– Очаровательную миссис Эвелин Спенсер и еще более очаровательного мистера Клода Ожье, хотя, должен признать, они о своем визите пока что не знают. Как ты полагаешь, французы любят семена лотоса? Те немногие, с которыми мне приходилось встречаться, отличались весьма своеобразным вкусом.
Хуберт опять улыбнулся. «Это любопытно», – подумал Вэй Лун. Для Хуберта более естественным было бы сейчас чувствовать упадок сил после такой ночи, наполненной напряженными моментами и запредельной силы эмоциями. Он же казался более спокойным и юным, чем был в совсем недавнем прошлом.
«Только правда делает нас свободными», – сказал один человек Вэй Луну когда-то давно в городе Бат. Все свидетельствовало о том, что этой ночью Хуберт нашел свою свободу. Быть может, влюбился не только Шаожань.
– Все будет хорошо, – пообещал он Хуберту. – Сегодня все закончится.
О том, что случилось в Карловых Варах
Часть седьмая
Все считали, что убить семью Елинек приказал Бизоньози, что это его месть за донос Виктора, однако Вэй Лун был убежден, что это не так. На самом деле виновником гибели семьи Елинек и пожара на фабрике «Гран-Панталеоне» стал Себастьян Моран, недовольный тем, что Джеймс Мориарти проявил абсурдную слабость, столь для него нехарактерную, дав Хуберту возможность уйти и оставив тем самым позади себя ниточку, будущую зацепку, в им же разработанном плане взять под контроль всю организованную преступность Европы.
Не соответствовало действительности и то, что родители Хуберта погибли в огне: до начала пожара обоих застрелил Себастьян Моран. В живых он оставил только Джонатана, плакавшего от страха в углу. Наверное, подумал, что на трехлетнего малыша не стоит тратить патроны – его дело в любом случае довершит огонь. Вэй Лун видел, как разочарованный Моран выбегает из охваченного огнем дома с пистолетом в руке. Как только он скрылся из виду, Вэй Лун вошел в дом, хромая и дыша сквозь мокрый носовой платок, и вывел оттуда малыша. А чуть позже ему пришлось собрать все свои силы, чтобы не дать Хуберту (который как нельзя более вовремя вернулся из Праги, чтобы лицом к лицу встретиться с худшим своим кошмаром) броситься в огонь, пришлось терпеть его удары, противостоять его ярости, шептать ему снова и снова: «Ты там не сможешь уже никому и ничем помочь, нам нужно уходить отсюда, и как можно скорее, пока нас не увидели», – и силком утащить его оттуда, в то время как малыш, не переставая, плакал и звал маму.
Вэй Лун, доживший до сорока семи лет, никогда не думал заводить семью и обзаводиться детьми, но неожиданно, пока он спасал Хуберта и малыша из пылающего дома, из огня, в котором догорали долгие годы лжи и предательства, в его сердце родилась уверенность, что этих двух мальчиков он будет оберегать до конца жизни.
О том, что случилось после событий в Карловых Варах
Себастьян Моран ни за что не признается Джеймсу Мориарти в совершенном – в этом Вэй Лун был уверен. Он заставит его поверить, как поверили и все остальные, в то, что гибель семьи Елинек явилась последним актом мести злосчастного Бизоньози. И это давало им некое преимущество, поскольку Себастьян Моран также никогда не признается Джеймсу Мориарти и в том, что, вопреки общему убеждению, Хуберт остался в живых. В том, что того не было в доме, что он его не нашел.
– Главное, чтобы Мориарти продолжал думать, что ты сгинул в горящем доме, – сказал тогда Хуберту мастер Вэй. – Хотя он в тот раз и отпустил тебя, но все же он остается человеком страшным и очень опасным, а со временем станет еще страшнее и опаснее.
Хуберт в знак согласия молча кивнул. Они сидели за накрытым к завтраку столом, но оба едва притронулись к еде. Со дня гибели его родителей прошли месяцы, однако у Хуберта все еще случались дни, когда весь мир казался бесконечно серым и враждебным. Единственное, что было доступно в эти дни Вэй Луну, – оставаться рядом с ним и ждать, когда это пройдет.
– Ты уже слишком большой, чтобы полностью сменить личность, – продолжил он. Он намеревался как можно раньше обсудить с Хубертом этот вопрос, откладывать далее было уже невозможно. – Ты можешь выучить другие языки – это я беру на себя. Научу тебя говорить по-английски и на шанхайском китайском, если захочешь, но полностью избавиться от чешского акцента тебе не удастся. И если ты будешь на виду, если воспользуешься теми деньгами, чтобы вести роскошную жизнь, то он тебя найдет. Он знает тебя в лицо, знает твои корни. Любой джентльмен соответствующего возраста родом из Богемии привлечет его внимание.
– Я не ищу роскошной жизни, – ответил Хуберт, нарушив молчание. – И становиться джентльменом тоже не хочу. Если бы я только мог вернуться домой, к родителям, я бы так и сделал. Я хочу работать вместе с матерью в лавке, научиться чинить разные машины.
Лицо Вэй Луна опечалилось.
– Мой дорогой мальчик, боюсь, что это решительно невозможно.
Тогда их пристанищем был миленький домик из красного кирпича в окрестностях Франкфурта. Дом принадлежал близким друзьям Вэй Луна: и туда, убежав из Карловых Вар, он привез Джонатана и Хуберта. Спустя годы Вэй Лун будет вспоминать о том периоде своей жизни в Германии с чувством горечи и благодарности. Вспоминать первые недели с Хубертом, погруженным в мрачные думы, во тьму, объятую языками пламени, забравшего его дом, когда эта картина все еще стояла перед его глазами, как живая, а также последующие месяцы, когда мальчик стал понемногу приходить в себя, а сам Вэй Лун учился искусству быть родителем для него и Джонатана.
Пока Хуберт и Вэй Лун вели разговор о будущем, сидя за накрытым к завтраку столом в доме из красного кирпича, Джонатан занимался тем, что просовывал свои пухлые пальчики между прутьями птичьей клетки Хуберта. Экзотическая пташка, которую Хуберт когда-то поймал на центральной улице Карловых Вар, подскочила к детским пальчикам, легонько их клюнула, и Джонатан засмеялся. Птичья клетка оказалась одной из тех немногих вещей, которые Хуберт смог вынести из дома, глубокой ночью вернувшись на пожарище. Пламя, к счастью, пощадило задний двор.
Птицам при переезде вовсе не было удобно в тесной переноске, и все же Хуберт, отправляясь в путь, выпустить их не решился. Вэй Луну он сказал, что ни одна из трех птиц не сможет выжить в одиночку, оказавшись на свободе. «В этом они весьма похожи на нас, – с понимающей улыбкой отозвался Вэй Лун, – в одиночку мы справляемся не слишком хорошо». «Тогда нам всем лучше держаться вместе», – ответил разучившийся улыбаться Хуберт. Эти слова решили всё. Так они стали одной семьей.
– Что ж, в таком случае полностью сменить личность сможет, наверное, он, –
