Чёрными резными тронами довольно простых форм. И лишь изящная резьба и узоры из чёрных бриллиантов показывают настоящую ценность этих каменных монолитов. Говорят, это первые троны людских правителей. Изначально они были просто камнями, во времена Лис Тара их украсили.
Эти троны не так роскошны, как стоящие в большом зале, но очень символичны. И наше с Элором пребывание на них почти кощунство.
И знак наступления других времён.
Элор за руку подводит меня к малому трону, помогает сесть и сам расправляет мне подол, но в лицо не смотрит. Поджимает губу.
Хочется ударить его. Врезать, чтобы сбить это жертвенное выражение с лица.
— Ты всегда можешь от меня отказаться, — напоминаю чуть не сквозь зубы. — Лишить силы родового артефакта, и тогда я, вероятнее всего, скоро освобожу тебя для новой избранной.
Теперь, когда у меня из тайных возможностей осталось только Слово смерти, мои шансы на победу без магии Аранских и их помощи довольно низки.
Закончив расправлять бархатно-шёлковые складки на моих коленях, Элор прикрывает глаза и вздыхает. После чего поднимается и направляется к своему трону:
— Если бы я хотел отказаться от тебя, мне бы не понадобилось твоё разрешение. Я бы просто это сделал.
А сколько в голосе раздражения и обиды… Можно подумать, мне с ним легко! Можно подумать, меня в нём всё устраивает!
— Ты не в восторге от моего ментализма, я не в восторге от того, что не смогу родить Сиринов. Мы квиты.
— Ри, это не военные действия, чтобы подсчитывать нанесённые противнику удары. И мы не противники. — Усевшись на трон, Элор грустно напоминает. — Мы пара. Пара, Ри. И противники у нас общие. Давай ты на них своё раздражение выплёскивать будешь.
— Я не выплёскиваю раздражение, я лишь хотела напомнить, что тебя никто не заставляет терпеть менталистку.
— Ещё скажи, что я тебя сам убить могу для удобства. И ты мне это благородно разрешаешь.
— А ты не задумывался о подобном варианте?
— Ри! — Элор закатывает глаза. — Давай займёмся делами, работа у нас явно получается лучше отношений.
— Ты не ответил на мой вопрос.
Скосив на меня мрачный взгляд, Элор интересуется:
— А ты задумывалась о том, что было бы удобнее переделать моё сознание?
Сомкнув губы, удобнее устраиваюсь на троне и смотрю на двери в зал (двери, украшенные рельефным изображением человеческих королей Нового Дрэнта в порядке восшествия на престол).
Элор и так знает ответ: конечно, задумывалась. Я же потомственный менталист. А если скажу нет, он всё равно не поверит. Поэтому лишь напоминаю:
— Пора начинать аудиенцию.
Элор щёлкает пальцами, и двери тронного зала начинают неспешно отворяться.
Но недостаточно неспешно, чтобы мы пропустили мгновения суеты подданных, когда они пытаются выпихнуть коллег поближе к нам, а самим спрятаться позади.
«Похоже, они считают нас какими-то чудовищами, бросающимися на всех подряд, — голос Элора пробивается ко мне по связи меток через его щит. — А я ведь за всё время на посту ни одного человека не пожевал. Вот зачем они так? Я ведь и обидеться могу».
«Всё когда-нибудь бывает впервые. Они не хотят стать первыми покусанными».
— Да не бойтесь вы: я не собираюсь вас жевать, вы совсем неаппетитные! — кричит Элор через весь зал, и мне нестерпимо хочется закрыть лицо рукой.
Я тут о репутации думаю, а Элор…
— Заходите-заходите, — помахивает он ладонью. — Мы поужинали и добавлять в желудки ничего не планируем, правда-правда.
Касаюсь метки на своей руке и посылаю импульс мысли: «Надеюсь, ты не забыл использовать перенос звука? А то расстояние приличное, мало ли какую часть твоей патетической речи не расслышат, подумают ещё, что ты их как раз пожевать хочешь».
«Ну, судя по бледности, примерно так они и решили».
«Судя по тому, что в зал всё же заходят — нет», — посылаю очередную фразу, и тут мне становится совсем не до шуток.
В зал входят пятеро.
Лиама Вар-Дижона среди них нет.
Мы с Элором переглядываемся.
Вар-Дижон мог не успеть к аудиенции. Мог задержаться, чтобы доделать отчёт. А мог сбежать…
«Будешь с этими общаться? — уточняет Элор через метку. — Или пойдём Вар-Дижона трясти?»
Смотрю на этих бледных, обливающихся потом людей: нас они не признают законной властью, свои высокие места, судя по тому, что я о них знаю, пытаются сохранить ради власти, что не делает их по умолчанию плохим вариантом на заявленные должности. Подумать над вопросом Элора не успеваю: ближайший провинившийся под моим взглядом падает ниц, а за ним осенними трепещущими листьями обваливаются и остальные.
— Пощадите…
— Я не специально…
— Я не спал, занимался отчётом, но он больше, чем можно сделать за текущее время…
В их голосах слишком много страха с оттенком ненависти, чтобы я могла различить, насколько правдивы уверения. Даже слушать не хочется.
Вар-Дижон зачем-то нарушил защиту, но сделал это, когда мы с Элором только-только попали в Киндеон, и Неспящие не знали, что мы вышли на их след. Так что, вероятнее всего, поступок Вар-Дижона с ними не связан, скорее уж с заговором против нас. Он, судя по интонациям голоса, относится к нам нейтрально, но наши противники могли найти на него рычаги воздействия (архивы старого короля, утверждавшие, что грешков за ним не водится, не гарантируют чистоту совести Вар-Дижона).
А заговор пускать на самотёк нельзя. Тут чем раньше возьмёшься за дело, тем живее и здоровее будешь.
Мой властный голос наполняет зал:
— Сейчас вы возьмёте у секретарей перья, и каждый напишет по тысяче раз фразу: «Я должен выполнять поручения короля и королевы своевременно». Написать должны сами. Я проверю. Всеми доступными мне способами.
Пять бледных лиц обращены ко мне.
— Свободны, — припечатываю я.
И эти пятеро, только что чуть не лбами пробивающие пол от отчаяния, бодро поднимаются и пятятся-пятятся к выходу. Я провожаю их мрачным взглядом. Выпустив когти, подпираю щёку ладонью. Улыбаюсь.
Скорость движения этой пятёрки резко увеличивается.
Двери начинают плавно закрываться. Но ещё прежде, чем они закрываются окончательно, я успеваю увидеть, как наши потенциальные министры разных дел улепётывают прочь.
Что же перевесит в них: жажда власти или страх перед нами?
Смыкаются двери. Тишина накрывает зал. Я чувствую на своей прикрытой когтями щеке пристальный взгляд Элора.
— Знаешь… — Элор на миг замолкает. — А ведь тебя они, кажется, боятся больше, чем меня.
