сложной. И если не удается разобраться в ней, они разочаровываются.
Когда я в Чикаго впервые провела аналогию с едой – в аудитории словно свет включился. До слушателей дошло. Они глубже поняли тему, и это вселило в них надежду. Такой подход дал им возможность обсуждать тему с детьми, студентами, соседями, возлюбленными, супругами.
Теперь я часто использую эту аналогию. Я пишу о ней. Я создала вебинар на ее основе. Его материалы затем опубликовали, а заработанные деньги пожертвовали Common Sense Media – некоммерческой организации, помогающей детям в мире медиа и технологий. Телеканал BBC News взял у меня интервью о «технологической диете» – и его затем перевели примерно на двадцать языков. И чем шире расходилась эта идея, тем сильнее она влияла на умы. Она позволяет людям помогать себе и другим.
Размышляя обо всем этом, я говорю себе: «Ух ты, вот чем я хочу заниматься! Вот что значит быть врачом – взять фундаментальные знания и информацию, которые могут быть недоступны среднему человеку, и передать их очень доступным и очень практичным способом. Это действительно дает людям возможность сделать оптимальный выбор». В такие минуты я чувствую себя прекрасно благодаря тому, что делаю.
45
Остановить убийцу. Дэвид Захар
Нечасто врач может сказать, что приложил руку к спасению более пятидесяти миллионов жизней. Дэвид Захар может.
Пятьдесят лет назад холера была убийцей, справиться с которым удавалось только интенсивными методами в хорошо оборудованной больнице, и в большинстве стран этого просто не делали. Миллионы людей умирали каждый год. Доктор Захар был частью небольшой команды, которая придумала способ, позволявший лечить людей гораздо легче и быстрее. Он называется пероральной регидратационной терапией. Престижный медицинский журнал Lancet («Ланцет») утверждает, что это «потенциально самое важное медицинское достижение» XX века. Организация Объединенных Наций говорит, что ни одно другое медицинское новшество века «не имело потенциала предотвратить так много смертей за такой короткий период времени и с такими небольшими затратами».
Дэвид Захар – гастроэнтеролог. Он клиницист, профессор медицины и почетный директор отделения гастроэнтерологии Медицинского центра Маунт-Синай в Нью-Йорке.
Фото предоставлено Школой медицины Икана Медицинского центра Маунт-Синай
В 1963 году я все еще считал себя студентом-медиком, хотя на самом деле уже стал новоиспеченным врачом. Президентом был Кеннеди, и только что возник Корпус мира, продвигавший идею, что мы, молодые американцы, можем изменить мир.
В самый последний день в Гарварде нам прочел лекцию лауреат Нобелевской премии, паразитолог Томас Уэллер. Он сказал, что правительство США расходует на исследования в области здравоохранения по меньшей мере в десять раз больше денег, чем тратится на международное здравоохранение. Даже если все усилия, которые мы прилагаем для лечения рака, болезней сердца и инсульта, будут успешными, продолжил он, это увеличит ожидаемую продолжительность жизни американцев всего лишь с 68,1 до 69,5 года или вроде того. Но если бы такую же сумму потратили на здравоохранение в развивающихся странах, то ожидаемая продолжительность жизни там возросла бы, скажем, с сорока до шестидесяти лет. Очень впечатляюще.
В то время все выпускники обязаны были отработать два года в соответствии с государственным назначением. И многие из моих приятелей по Гарвардской медицинской школе думали, что было бы здорово отслужить свой срок в Национальных институтах здравоохранения, или в военно-морском госпитале Бетесды, или в армейском медицинском центре Уолтера Рида. Но я был полон решимости отправиться куда-нибудь далеко, чтобы спасти мир. Куда-нибудь в развивающиеся страны. С этой мыслью я пошел к главному врачу, и он сказал:
– Кстати, я знаком с одним из руководителей клинических программ Национальных институтов здравоохранения, и он сейчас в Восточном Пакистане [теперь Бангладеш] помогает основать исследовательскую лабораторию для изучения холеры. Она создается под эгидой Агентства США по международному развитию, Государственного департамента, Национальных институтов здравоохранения и Организации договора о Юго-Восточной Азии.
Я сказал:
– Вот куда я хочу.
В этом было все. Престижное распределение. Национальные институты здравоохранения. Мне предстояло стать офицером на службе общественного здравоохранения США, и работа имела прямое отношение к гастроэнтерологии – моему новому узкоспециальному интересу. Поэтому я сказал:
– Это прекрасно.
Я прошел несколько собеседований и получил работу. Коллеги очень поддерживали меня – не без сарказма. Они говорили: «Ты едешь в холерную больницу. Это потрясающе! Когда вернешься, сможешь справиться со всеми случаями холеры в Бостоне!» Типичный снобизм врача, отучившегося в Гарварде. Если чего-то нет в Бостоне, этого не существует. Так что кого это вообще заботит? Между тем холера убивала два миллиона человек в год.
Так или иначе, но я был в восторге. И я отправился в Восточный Пакистан с женой и десятимесячным ребенком.
Холера убивает людей, высасывая всю жидкость из тела. Они умирают за пару часов.
В то время теория гласила, что каким-то образом холерная палочка или ее токсин отравляет натриевый насос – механизм, посредством которого натрий (соль) и, следовательно, вода реабсорбируются в кишечном тракте. Боб Гордон, клинический директор лаборатории, обладал блестящей интуицией. Мы уже знали, что натрий, проходя через мембраны, создает на стенке кишечника электрический заряд в несколько милливольт. Таким образом, если холерная палочка парализует натриевый насос и натрий не движется, это должно изменить электрический заряд на стенке кишечника. Поэтому Боб предложил:
– Почему бы тебе не придумать способ измерения электричества внутри кишечника?
Если бы мы могли это сделать, то знали бы, верна ли теория о причинах смерти от холеры.
Затем капитан Военно-морского флота Роберт А. Филлипс, незадолго до того назначенный директором лаборатории, сказал:
– Кажется, я знаю кое-кого в области медицинской электрофизиологии – Ганса Уссинга.
У Ганса была лаборатория в Копенгагене, где он разработал нечто под названием «камера Уссинга». Это пространство, где можно было провести эксперименты с лягушачьей кожей, которая способна перекачивать натрий, и измерить влияние различных химических веществ.
Я съездил в Копенгаген на пару месяцев и увидел, как работает система, благодаря чему мы придумали способ измерения электрического заряда в кишечнике живого человека. Потом я вернулся в Дакку, и мы приготовились. Электрический заряд в кишечнике мы планировали измерять с помощью рН-метра. Для этого пациент должен был проглотить трубку, чтобы она достигла кишечника. Затем мы приложили бы другую трубку к коже предплечья. Мы думали, что, измерив электрический ток между ними, сможем измерить и электрический заряд стенки кишечника.
Пока шла подготовка, я рылся в старых книгах и журналах в лабораторной библиотеке и наткнулся на статью, в которой описывалось измерение электрического потенциала у животного. В ней было указано, что добавление сахара на слизистую оболочку кишечника повышает электрический потенциал. Я подумал: вот хороший способ
