старшей дочерью.
Еще до женитьбы в 1873 году на Александре Егоровне Горошковой, дочери ярославского купца средней руки, Александр Иванович сошелся с привлекательной фабричной работницей, от которой подцепил дурную болезнь. Наследственный сифилис, по всей видимости, передался и Лизе.
Валя родилась в тот момент, когда дело Дьяконова неумолимо рушилось. Фабрика приносила убытки, образовалось немало долгов. А тут еще с каждым годом ухудшающееся здоровье папеньки… Болезнь доконала купца в 1887 году. Пятеро детей – Лиза, Валя, Надя, Володя и Саша – остались без отца. Мать, Александра Егоровна, не отважилась взять на себя Нерехтинскую фабрику и продала ее, понеся значительные убытки.
Закончив все дела в Нерехте, Александра Егоровна забрала детей и переехала в Ярославль. Все же город покрупнее, там мадам Дьяконова надеялась пристроить своих отпрысков, особенно девочек, приближавшихся к возрасту невест.
В Ярославле с десятилетней Валей начал заниматься репетитор, студент Демидовского юридического лицея Валентин Катрановский. Тринадцатилетняя Лиза, которая к тому моменту уже два года вела дневник, поступила в женскую гимназию при сиротском доме.
Лиза мечтала поступить на Бестужевские курсы – одно из первых женских высших учебных заведений в России. Своей мечтой заразила и сестру Валю.
Вот только маменька была резко против. Александра Егоровна, как настоящая купеческая жена, считала, что девицам следует искать выгодную партию, выходить замуж, рожать детей и создавать семейное гнездышко.
Лиза, которая не считалась красавицей, а в дневнике называла себя «уродом», не видела для себя подобного будущего. Она желала стать первой женщиной-адвокатом в России, путешествовать по всему миру.
Валя росла настоящей красавицей. Одним ухом она слушала старшую сестрицу, рассказывавшую о невероятных перспективах, открывающихся после Бестужевских курсов, другим – прислушивалась к маменьке, рисующей картины счастливой семейной жизни. Картины, которые сама Александра Егоровна так и не увидела.
Годы шли. Девицы Дьяконовы взрослели. В 1891 году семнадцатилетняя Лиза окончила гимназию с серебряной медалью и собралась подавать документы для поступления. Мать разрешения не дала, но, проявив настойчивость, Елизавета все же стала слушательницей Бестужевских курсов, уехала жить в Петербург.
Вале сестра пообещала забрать ее к себе после того, как обустроится в столице. Перед отъездом Лиза умоляла четырнадцатилетнюю Валю не стать «жертвой мужчины», то есть не выйти замуж. Тем более, что претендент на ее сердце давно уже был.
Студент Валентин Катрановский, репетитор Вали, когда-то нравился и Лизе. В своем дневнике она писала о чувствах, обуревавших ее, когда молодой человек находился рядом. Но это была любовь односторонняя, невзаимная: Валентин сразу же отдал предпочтение очаровательной Вале.
Мать девочек всячески привечала Катрановского и высказывала надежду, что по достижении Валей восемнадцатилетия пара сыграет свадьбу. Лиза выступала категорически против: она настаивала, что сестра должна поступить на Бестужевские курсы.
Приехав домой в Ярославль в 1895 году, Лиза обнаружила, что здесь вовсю шли приготовления к торжеству. Валя была счастлива, летала по дому, как на крыльях. Валентин Катрановский практически все время проводил у Дьяконовых, он явно был влюблен до умопомрачения. Лиза поняла, что сестра, единственная подружка с раннего детства, ускользает от нее, выбирая не карьеру женщины-юриста, а путь жены и матери.
Состоялся разговор, в ходе которого Лиза узнала ошеломившую ее вещь:
«Вдруг случайно, почти накануне свадьбы, я узнаю от нее, что она еще невинный младенец, что она… не понимает и не знает ничего. „Валя, послушай, ну вот мы с тобой читали, иногда говорили об этом… Как же ты понимаешь?“ – „Конечно, так, что они целуются… от этого родятся дети – точно ты не знаешь?“ – даже с досадой отвечала сестра. Я улыбнулась. „Что же ты смеешься? Разве есть еще что-нибудь? Разве не все? Мне одна мысль о поцелуях противна, а ты смеешься!“»
Совершеннолетняя Валя была уверена, что дети родятся от поцелуев! Лизу это потрясло. А между тем удивляться было нечему. Это она, Лиза, отрезанный ломоть в семье, маменька давно махнула на нее рукой. В 13 лет Лиза прочла «Крейцерову сонату» Льва Толстого, читала Золя и Мопассана, а в 17 лет уехала в Петербург.
Валя же оставалась дома, в Ярославле, воспитывалась строгой и религиозной маменькой, для которой совершенно немыслимо говорить с дочерью о том, как появляются дети.
Да что там Валя, купеческая дочка! Дочки дворян, даже таких прогрессивных, как упомянутый выше граф Толстой, зачастую находились в неведении. Вот что писала в своем дневнике пятнадцатилетняя Татьяна Львовна Толстая:
«Я помню, например, раз мне мама сказала, когда мне было уже 15 лет, что иногда, когда мужчина с девушкой или женщиной живут в одном доме, то у них могут родиться дети. И я помню, как я мучилась и сколько ночей не спала, боясь, что вдруг у меня будет ребенок, потому что у нас в доме жил учитель».
Узнав о полной неопытности и чистоте сестры, Лиза испугалась за нее:
«Таким образом, выходя замуж, сестра была похожа на овцу, которая не знает, что ее через несколько времени заколют. Я слыхала и раньше, что ужаснее этого ничего нет».
Елизавета решила взять на себя обязанность матери и, как сказано в дневнике, «усадила Валю подле себя и тихо-тихо объяснила ей все». Валя была шокирована тайной стороной любви.
Тем не менее она не отказалась ни от свадьбы, ни от жениха. Лиза ужасно переживала:
«Теперь я начинала жалеть сестру; взвешивая все обстоятельства, я находила, что сестра жертвовала слишком многим: ведь до свободы оставалось всего полтора года. В. брал на себя слишком много, едва ли сознавая это. Сравнивая их, я находила даже, что он ее не стоит, что она слишком хороша для него: красивая, с небольшим, но независимым состоянием, очень неглупая от природы и с сильным стремлением к умственному развитию, с хорошим характером – моя сестра представляла собою очень интересную девушку. В. выбрал именно ее, лучшую из нас. Глухое озлобление поднималось во мне против него, и я чувствовала, что как-то враждебно отношусь к нему. И в то же время я не могла и не смела ничем выражать своего горя: я расстроила бы сестру, только разбередила бы больное место».
Свобода, о которой упомянула Лиза, – это прописанное в отцовском завещании условие, что по достижении 20 лет каждая его дочь получала свою
