Книга Неудача в наследство - Светлана Романюк

До Бутафории добрались на коляске Михаила. Деревенька была небольшой, чистенькой, тихой. Низкие дома. Деревянные покатые крыши, кое-где окрашенные масляной краской. В хаотическом расположении строений, лишь приглядевшись и проявив изрядную долю фантазии, можно было угадать контуры улиц, а их в Бутафории аж три было.

Прохор вёз господ молча, изредка шипел на ухабах. Заговорил только в деревне:

— Вам кудась сперва надоть? К храму али в кузню?

Андрей и Михаил растерянно переглянулись и одновременно приказали:

— В кузню.

— К храму.

Прохор озадаченно крякнул.

Михаил бросил вопросительный взгляд на приятеля и уточнил у возницы:

— К храму же ближе?

— Ну дык! Кузня на другом краю, у реки.

— И дорога до неё всё равно мимо храма идёт?

— Вестимо, так.

— Ну так чего спрашиваешь. Давай к храму, а потом уж в кузницу.

Андрей молча признал его правоту.

Храм был старый, с высокой двускатной крышей. Несколько разновеликих срубов-клетей пристраивались, состыковывались друг с дружкой. Возводился храм не один год, не одно поколение. Брёвна центральной, самой просторной части успели потемнеть, на их фоне особенно ярко светились мягкой желтизной стены недавно обновлённой колоколенки.

— Кто мог подобное совершить — то мне неведомо, — скорбно отвечал отец Авдей на осторожные вопросы Андрея Дмитриевича. — Настасья праведницей не была, на неё многие злились. Но по-простому злились, по-житейскому. За косы оттаскать, ворота дёгтем измазать — это могли, но вот так… Не верю я, что прихожане мои на то способны. Я ж их всех, почитай, с рождения знаю, все как на ладони у меня. С их бедами, страхами, помыслами…

Священник огладил пухлой ладонью седую бородёнку, словно успокоить себя старался. Небесная лазурь глаз тревожно потемнела.

— А ежели вы на Демида думаете, то и вовсе невозможно сие! Он в жене души не чаял! Руки на неё за все годы ни разу не поднял, хоть и было за что, Шестиликая видит! Да что там, голоса не повысил!

— Мы ни на кого ещё не думаем, — примирительно прогудел Андрей.

— Затем с вас и начали, — поддакнул Михаил. — Кто ж лучше вас людей в округе знает?

Отец Авдей прикрыл глаза и вздохнул.

— Знаю! Потому и говорю, что никто из них не мог зверство такое… Чужак это! Как есть — чужак!

Все помолчали минуту. Из распахнутых дверей ритуального зала доносился то ли плач, то ли стон, то ли пение.

— Марья выводит, — пояснил отец Авдей. — Лучшая плакальщица в округе. Душу наизнанку выворачивает… Помру — её обязательно у гроба поставьте!

Священнослужитель отёр большим грубоватым платком навернувшиеся слёзы и взмахом руки остановил лепет молодых людей о том, что ему о смерти рановато думать.

— О том никогда не рано, а вот поздно — случается… Ну да Шестиликая милостива — поживу ещё. А вы сейчас к Демиду пойдёте?

— Да, к кузнецу собирались, — подтвердил Андрей.

— Я с вами. Не спорьте! Демид — мужик спокойный, но от горя в голове помутиться могло. Со мной надёжнее будет.

На окраину деревни, где располагалась кузница, добирались пешком. Отец Авдей отказался в коляску лезть. Михаил и Андрей, переглянувшись и пожав плечами, пошли рядом. Прохор ехал позади. На плетнях, заборах сушились перевёрнутые крынки. То и дело меж ними мелькали чумазые детские мордашки. В широко распахнутых глазёнках светилась гремучая смесь любопытства и страха. Пару раз навстречу попадались взрослые. Они почтительно кланялись, но с расспросами и разговорами никто не лез. Поэтому дошли быстро.

Небольшое чёрное от копоти строение с низкой крышей и маленьким мутным оконцем было закрыто на засов. По утоптанному двору потерянно бродили куры.

— Кузню он сегодня не отпирал, — сообщил очевидное отец Авдей и свернул к жилью.

Светлый дом с резными наличниками был тих и печален. Гости беспрепятственно поднялись на невысокое крыльцо и легко отворили даже не скрипнувшую дверь. Шагнули в пыльный полумрак сеней. Михаил тотчас же зацепился за какую-то утварь, по всей видимости коромысло, раздался грохот, звон. Что-то бухнуло и перекатилось.

— Осторожнее, — прогудел Андрей, распахивая дверь в жилую часть.

Компания перешагнула порог и оказалась в просторной кухне. Вышитые занавески. Кованый замысловатый светец на шесть лучин.

За столом у окна, уронив голову на руки, сидел огромный мужик. Перед ним одиноко стояла бутыль, на дне которой виднелось что-то полупрозрачное, мутноватое. На полу валялись осколки и ошметки. В спёртом воздухе густо пахло потом и перегаром.

— Демид! — окликнул хозяина отец Авдей.

Глыба за столом даже не вздрогнула.

— Что ж творишь ты, прости Шестиликая?!

Кухню огласил басовитый раскат храпа. Отец Авдей потряс хозяина за плечо, вернее попытался, но тот даже не шелохнулся.

— Не получится, видать, поговорить-то, — поджав губы, признал священник.

Андрей согласно угукнул, а Михаил молча кивнул и повернулся к выходу. От вони слезились глаза. Нестерпимо хотелось на чистый воздух. У порога на круглом плетёном коврике стояли громадные сапоги. Взгляд Михаила так и прикипел к этим чёрно-бурым кляксам, чётко выделяющимся на пёстром фоне.

Глава 44. Штрихи

— И что означает сие? — вопрошал отец Авдей с крыльца, уперев руки в бока.

Круглое лицо его раскраснелось от духоты, белые волосёнки слиплись и повисли неопрятными сосульками. По рясе медленно расплывались тёмные пятна пота.

Куры, до того бегавшие по всему двору, окружили приятелей и тоже заинтересованно поглядывали на них то одним, то другим красноватым глазом. Михаил и Андрей смущённо оттирали руки платками. У ног их лежали грязные кузнецовы сапожищи.

— Версию одну проверяли, — наконец пояснил Михаил и хотел почесать нос, но взглянул на свои пальцы и передумал.

Наглые пёстрые несушки мельтешили. Одни копались в пыли, вторые постепенно подбирались поближе к гостям и, пытаясь добиться от вышедших во двор людей если не корма, так хоть внимания, вступали в беседу: «Ко! Кро-ко-ко-о-о…»

— И как? — не отставал от приятелей отец Авдей. — Проверили?

Он тяжело спустился с крыльца. Дышал шумно, с присвистом.

— Проверили, — буркнул Андрей. — Не подтвердилась.

По тону его чувствовалось, что он смущён.

Когда Михаил обратил внимание на обувь кузнеца, друзьям сразу вспомнились ехидные реплики Фёдора Николаевича о том, что убийство легко раскрыть и в смерти женщины, скорее всего, либо муж виноват, либо любовник. Вынести обувь из душных комнат во двор было делом одной минуты. Впрочем, от духоты это