не решит пересмотреть свои детские воспоминания. Я не хотела с ней расставаться, но к ней было бы приковано слишком много внимания, я бы не смогла ее скрывать. И страшно подумать, какого бы ей жилось… со мной. Так что я пристроила ее в хорошую семью и приглядывала за ней.
– Теперь я понимаю, как она попала на Титан.
– Да, разрешение дала я напрямую.
– А я голову ломал, откуда у профессора такие связи и влияние, чтобы протолкнуть человека в титанскую колонию.
Алиса пристально смотрит на него:
– Мне же не придется стирать тебе память?
– Нет, это останется между нами. Если уйдет дальше меня – можешь стереть меня целиком.
Она кивает, как будто нерешительно. И Лайк надеется, что она не пройдется по его памяти стеркой в принудительном порядке.
– А что случилось с твоим мужем?
– Мне хотелось бы рассказать тебе душещипательную историю о происках врагов, полную трагизма и героического сопротивления, но он вполне себе банально утонул. Любил яхтинг. И не любил технологии. Так что, когда его корабль перевернулся, он был в обычном родном теле почти без модификаций. Ни выплыть, ни возродить.
То, насколько ровным голосом она это говорит, наводит Лайка на мысль о том, что она много лет проживала и заново переживала это событие. И затерла его до таких дыр, что на словах оно ее уже не трогает.
Губы Алисы складываются в кривую ухмылку:
– Что, не ожидал, что я тоже могу быть обычным человеком?
– Почему не ожидал? Наоборот, рад новой встрече. Я давно тебя такой не видел.
– Какой?
– Настоящей, – она лукаво выгибает бровь, а он поспешно добавляет, – Может, оно и к лучшему.
– Почему?
«Да потому что я опять влюбился бы в тебя, дура!»
– Ты правда хочешь об этом поговорить? Или, может, вернемся к нашим делам? Разве ты не хочешь узнать во всех подробностях, что случилось на корабле? Или не хочешь заняться нашими спящими красавицами, которых у нас полный корабль?
– Спящих красавиц, как ты выражаешься, уже разгрузили, разложили и анализируют. Там все схвачено. А что касается первого… да, пожалуй, я уже готова тебя расспросить и никого при этом не убить.
– Вызывать Гагарина?
Алиса в ответ улыбается:
– Я только что уже вызвала, – и, увидев, что ЭР-мост сработал, добавляет, – А вот и он.
Действительно, в сиянии портала появляется высокая фигура Гагарина. Лицо посеревшее, плечи опущены, да и весь он как будто меньше ростом. Впервые на его губах не играет лучезарная улыбка.
– Присаживайся, Юра, – говорит Алиса.
Вот тебе на! Неужели Гагарина действительно так зовут? Но сейчас не время и не место для таких вопросов, поэтому Лайк не решается спросить вслух, оставляет себе пометку на будущее.
Гагарин усаживается рядом с Лайком, кивает ему в знак приветствия и продолжает молчать. Для его общительной натуры это выглядит столь противоестественно, что в воздухе витает ощущение того, что планета начала вращаться в другую сторону.
Все так же не говоря ни слова, парень достает из-за пазухи плоскую металлическую коробочку и ставит ее на стол. Ужас узнавания пронзает Лайка – это кремакапсула, которая выдается после утилизации. Все, что осталось от Стрелки.
– Уже? – коротко спрашивает Алиса.
– А чего тянуть? – вопросом на вопрос отвечает Гагарин.
– Ты можешь мне не верить, но я тебе сочувствую.
Две пары шокированных глаз смотрят на Алису.
– Не надо так пялиться. Я знаю, что это такое – терять близких. Мои личные чувства к этой девушке не имеют в этот момент никакого значения.
– Спасибо, – лаконично отвечает Гагарин, и уголки его губ вздрагивают, собираясь приподняться в улыбке, но движение так и остается незаконченным.
– Ладно, перейдем к сути. Я запросила данные с вашего корабля, но ничего конкретного в видеопотоке не нашлось. Да-да, Лайк, ты предупреждал, что камеры были выключены. Но зато в данных обнаружился любопытный факт. По пути на Титан Странник солидно отклонился от курса, а потом вернулся в ручном режиме.
– Сбой автопилота, – угрюмо отзывается Гагарин, – мы поправили.
– И сбой этот сейчас стоит перед тобой в кремакапсуле?
Вот теперь Лайк узнает привычную Алису, которая считает, что «щадить чувства» – это что-то из рецепта пирога.
Оба хакера молчат. «Вот бараны» – читается на лице главы Я.Корпорации. Она продолжает:
– Ну хорошо, не хотите рассказывать – я сама. По пути туда Стрелка пыталась угнать корабль, но вы ее остановили. Так? – она выдерживает паузу, ожидая от них ответа, – Молчите? Ну, молчите. Значит, так и было. Вы знаете, почему она хотела удрать?
– Понятия не имеем, – тут же говорит Лайк, который уже сообразил, что молчанием они только подтверждают ее догадки.
– Хорошо, пусть будет на ее совести, наказания ей все равно уже не назначишь. Даже если я загружу ее заново, по закону я не смогу ее судить, потому что в последней копии перед вашим вылетом она еще не совершила этого преступления.
Лайк даже не знал о существовании такого закона. Интересно, сколько людей уже успели воспользоваться этой лазейкой? Совершил преступление, самоубился – и пожалуйста, подгружайся из сохранения, живи дальше с чистой совестью. «Ты мыслишь, как уголовник. Люди нового формата об этом, наверное, даже и не задумывались» – подсказывает ему прагматичная часть его разума.
– Ты сделала сохранения перед вылетом? – удивленно спрашивает Гагарин.
– Естественно. У меня были сомнения в том, что ваша миссия безопасна. Не могла же я вас просто на смерть послать.
Лайк замечает, что в глазах Гагарина разгорается огонь надежды. Неужели он задумал прямо под носом у Алисы загрузить убийцу ее дочери? Он, конечно, не знает точно, кем приходится Тея Алисе, зато видел, что происходило при реанимации. Чай, не дурак, тут и слепому ясно, что «железная леди» чуть с ума не сошла, чего из-за постороннего человека никогда не случилось бы.
Оба ее собеседника молчат, так что Алиса переходит к следующему вопросу:
– У Теи и Стрелки были конфликты?
– Нет, – отвечает Гагарин, – они разговаривали редко и только по делу. Да и делить им было нечего.
– Вы уверены?
– На сто процентов, – подхватывает Лайк, – Стрелка никогда в жизни не скрывала своих симпатий и антипатий. Если бы ей не нравилась Тея, все бы об этом знали, и она сама – в первую очередь.
– Да, этого у Светы было не отнять.
«Интересно, она специально назвала ее настоящее имя? И, если да, то зачем? Думает, что мы и так знаем? Или хотела бы, чтобы мы знали?» – размышляет Лайк, и остальные тоже молчат. Сложно строить конструктивный диалог после того, что случилось на корабле.
– Одного я не понимаю, –
